Которые, впрочем, уже не были помехой для него самого. И потому, уловив восторг сына, он вновь устремился за пределы, чтобы дотянуться, прикоснуться к фэар тех, кто так был ему дорог.
Нерданэль улыбнулась во сне. Майтимо с уверенностью и гордостью оглядел новые укрепления на самом севере владений. Карнистир вдруг понял, что за делами, он упускает главное в своей жизни. Тьелкормо неожиданно для себя подумал об отце, но без прежней боли, Куруфин, до этого погруженный в раздумья, принялся что-то быстро писать. Амбаруссар переглянулись и одновременно прошептали:
— Атто…
А Макалаурэ все пел, славя жизнь и любовь. И не знал он, как поднялся со своего серого трона Намо и, глядя перед собой, проговорил:
— До скорой встречи, Канафинвэ Макалаурэ Фэанарион. Как же ты… не вовремя!
====== Часть 65 ======
Вернувшись на Амон-Эреб, Келегорм сразу же начал собираться в дорогу.
— Уже возвращаешься к себе? — с грустью спросил Питьо.
— В Химладе я окажусь нескоро. Наверное. Так что не забудьте сообщить об этом Курво. Пожалуйста, — ответил он, затягивая заплечный мешок.
— Ты куда это собрался? — вмешался в разговор Тэльво.
— Как куда?! — возмутился Тьелкормо. — За Хуаном. И Ириссэ. Надо же разобраться, что там за менестрель такой выискался.
— Мы с тобой! — хором воскликнули Амбаруссар.
— В Химладе два, а то и три лорда, ведь Тьелпэ давно уже вырос. Я могу позволить себе оставить собственные земли. А вы? Или же решите разлучиться надолго друг с другом? Двоих я точно с собой не возьму, — твердо произнес Келегорм.
— Может, хоть отряд верных? — предложил Питьо.
— Я приехал к вам с пятью нолдор. Если они согласятся продолжить путь со мной дальше, то так тому и быть. Если нет, то другие мне просто помешают.
— Хорошо, торон, — кивнул Тэльво. — Но, может, дашь им время на сборы?
Как ни хотелось Турко отправиться незамедлительно, ему все же пришлось признать справедливость слов брата:
— Завтра утром. Больше я ждать не готов.
На следующий день шесть всадников покинули самую южную крепость нолдор и направились на север, в указанном аваро направлении.
— Атто, это нифредили? — спросил Эрейнион, присаживаясь на корточки перед целой россыпью белых цветов.
Он с надеждой обернулся на отца, однако тот покачал головой:
— Нет, йондо, это качим.
— Ух ты, — пробормотал восхищенный малыш и провел осторожно пальцем по нежному белому лепестку. — Мне кажется, они гораздо красивее!
Финдекано весело хмыкнул:
— Согласен.
Стоявшая рядом Армидель взглядом указала на раскидистый вековой дуб, обращая внимание мужа на удобное для отдыха место, и тот кивнул.
— Атто, а что было дальше?
Эрейнион пружинисто подпрыгнул и требовательно обернулся к родителю. Тот всю последнюю часть пути рассказывал сыну сказку, сочиненную им еще в Амане, когда сам был ребенком. Юный эльфенок в ту далекую ночь выбрался из постели и отправился гулять по залитому светом Тельпериона саду. Переливчато и нежно пели ночные птицы. Листья деревьев, озаренные серебряными лучами, казались почти прозрачными. Малыш шел, восхищенно жмурясь, и где-то в глубине его фэа рождалась история о маленьком лисенке, который вместе с другом-совенком отправился искать приключений. К ним потом присоединился маленький нолдо, не старше пятнадцати лет от роду…
«Что будешь делать, если эта история сподвигнет Эрейниона последовать примеру твоей компании?» — получил вдруг Нолофинвион осанвэ жены.
Устроившись поудобнее под дубом, он обнял сына и поднял взгляд на любимую. У той на лице не было страха или чего-то подобного, лишь жгучее любопытство.
«Как что? — ответил он, улыбаясь. — Пошлю верных, чтобы тайно сопровождали его».
Мать в голос рассмеялась и отправилась раздеваться, намереваясь искупаться. Тут Финдекано на миг утратил нить рассказа, однако сын настойчиво подергал его за рубаху. Сказка возобновилась, а дочь морского народа вошла в воду и поплыла вдоль русла реки.
Полуденные лучи отражались в воде, рассыпаясь множеством искр, и Армидель казалась окруженной золотистым сиянием. Финдекано залюбовался, а когда сын, заметив это, вопросительно поднял брови, спросил:
— Правда, твоя аммэ очень красивая?
— Да! — с энтузиазмом согласился малыш. — Самая прекрасная из всех!
Нолофинвион привлек Эрейниона и поцеловал его в макушку.
Бело-зеленое море трав слегка колыхалось, повинуясь дуновению теплого ветерка. В лазурной вышине носились птицы. Армидель стала на ноги и, вытянув ладонь вперед, замерла. Нэри принялись с интересом ждать, что последует дальше, а солнечный зайчик, до сих пор мирно плававший на воде, вдруг, словно живой, изменил направление и прыгнул эльфийке в ладонь.
— Ух ты! — закричал восторженно сын. — Я тоже так хочу!
Вскочив, он побежал к матери, а Финдекано, по-прежнему улыбаясь, последовал за ним. Раздевшись, они вошли в реку, и дочь Кирдана принялась рассказывать им обоим. Чуть позже она спросила:
— Хочешь научиться гладить волну?
— Да. А как?
— Смотри…
Она замерла, прикрыв глаза, словно прислушивалась к чему-то, а после открыла их и запела тихо и легко. Ее голос звенел, словно ручеек на перекатах, и вдруг река остановилась. Глаза Эрейниона расширились, да и отец его стал слушать еще внимательнее. А волна, за мгновение до этого замершая, упруго изогнулась, подалась назад и, поднырнув под раскрытую ладонь эльфийки, принялась ластиться, словно маленький котенок.
— Когда будете петь, — сказала Армидель, — не забывайте, что она живая и все слышит и чувствует. Сначала проявите уважение, скажите, что любите ее. Лишь после выскажите просьбу. Обычно ответ не заставляет себя ждать.
Река вновь ожила, весело расплескавшись. Одна из волн, прежде чем убежать, легонько пощекотала Эрейниона. Малыш рассмеялся и обратил на отца восторженный взгляд.
— Покатай, атто! — попросил он.
Финдекано посадил себе сына на плечи, и малыш широко раскинул руки, должно быть, воображая себя птицей. И все трое радостно рассмеялись.
Костры жарко горели, освещая небольшую поляну, что стала временным пристанищем людей, шедших на запад. Лес в этой части Белерианда не был густым, потому вождю племени стоило немалых усилий найти укрытое от посторонних глаз место на окраине соснового бора.
На этот раз решили встать лагерем на несколько дней, а то и на неделю. Переход звериными тропами дался им тяжело. Многие устали, некоторые заболели или же травмировались в пути. Знахарки, конечно, пытались исцелить соплеменников, но получалось у них не быстро — не хватало ни знаний с умениями, ни нужных трав.
Люди хлебали нехитрый ужин, когда кусты беззвучно расступились, пропуская вперед … дивное создание.
Высокое и красивое, оно, казалось, излучало свет. Хотя, возможно, это отблески костра играли на его золотых волосах. Появившийся замер, окидывая взглядом всех собравшихся на поляне, а затем заговорил, почему-то повернувшись к кусту, из которого только что шагнул на поляну.
Люди ни слова не поняли из речи Финрода, обращенной к своим спутникам, что пока не должны были показываться людям, дабы не напугать их.
Фелагунд неспешно подошел к одному из костров, пытаясь понять, кто перед ним. Зла он не чувствовал. Только боль и усталость. А еще страх. Незнакомцы боялись его. Они продолжали сидеть, судорожно вцепившись в миски и неотрывно глядя на него. Вдруг один из них встал и шагнул навстречу. Голос существа был хриплым, а речь отрывиста и немелодична. Финрод прилагал немало усилий, чтобы понять незнакомца. Вождь же, нахмурив брови, повторил свой вопрос. И в этот миг заплакал ребенок. Громко, отчаянно и в то же время из последних сил. Финрод мигом очутился рядом и, взглянув на малыша, запел, силой своей фэа исцеляя ребенка.
Люди зашептались, заволновались, кто-то потянулся к оружию, ощущая нечто для них новое.
Финдарато продолжил петь, даже когда ребенок уснул, до конца изгоняя из него болезнь. Мать, что все это время держала сына на руках, осторожно положила его рядом и упала на колени, славя на своем языке явившееся к ней божество.