— А если он прав, моя королева?
— Ты не веришь мне?
— Что вы, как можно. Прошу простить мои дерзкие слова, — синда склонил голову, пытаясь понять, как бы ему самому побыстрее покинуть это жуткое место.
— Да, ты можешь идти. Но помни — не стоит распространяться о недуге короля.
— Да, моя королева.
Синда поспешил назад, желая оказаться как можно дальше от майэ и ее отваров:
«На границу. К Маблунгу. Там решим».
— Убей его! — осанвэ Мелиан, подкрепленное сильнейшими чарами, достигло своего адресата.
— Но…
— Убей!
— Я… не… могу…
— УБЕЙ!
— Да. Nana.
— Простите, принцесса, — извинился синда, пройдя непозволительно близко от Лютиэн. Однако та его не слышала. Быстро вытащив из волос шпильку-стилет, она вонзила его в грудь ничего не подозревавшего эльфа. Лишь в последний момент рука дочери Элу дрогнула, и удар пришелся не в сердце.
Синда рухнул на холодный камень, а Лютиэн, убедившись, что колдовской металл растворился от напитавшей его крови, развернулась и ушла, обнаружив себя через полчаса у фонтана с испачканными кровью руками. О произошедшем она ничего не помнила, как не знала и о том, что раненный ею эльф смог проползти совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы его обнаружил спешивший к своему отцу Трандуил.
Взошедший на небо Итиль посеребрил темные воды Сириона, и Артаресто, подняв взгляд, понял, что, в самом деле, уже очень поздно.
«Глоссерин и Финдуилас уже, наверное, давно спят», — подумал он и ощутил, как в глубине фэа уже привычно просыпается нежность.
Работы по укреплению берега и очистке русла реки продолжались уже несколько дней. Дозорные докладывали, что вокруг спокойно, и все же Ородрет торопился, не желая рисковать. Сам он, подобно верным, проводил у Сириона все свободное время и, следуя указаниям мастеров, по мере сил помогал.
— В самом деле, лорд, шли бы вы отдыхать, — предложил вдруг Нисимон немного ворчливым голосом. — Мы сами закончим, осталось немного.
Артаресто уже собирался возразить, однако посмотрел на друга внимательней и в последний момент передумал. С самого начала тот был против его участия, утверждая, что нолдор великолепно справятся сами, и теперь, похоже, решительно готовился отправить Арафинвиона отдыхать.
— Пожалуй, я соглашусь с тобой, — ответил наконец он и улыбнулся.
— То-то же, — смягчился Нисимон. — Идите, вас уже супруга заждалась поди.
— Легкой работы вам.
— Благодарю.
С тех пор, как в сердце его распустилась, подобно чарующему цветку, любовь, жизнь стала гораздо веселей и приятней. Дела давались намного легче, а уж возвращение в покои и вовсе становилось маленьким праздником.
Он взбежал вверх по склону и, поприветствовав стражу, вошел внутрь крепости. Уютно и мирно журчал фонтан, тихонько шелестела листва. Артаресто нашел взглядом окна покоев, и сердце его подпрыгнуло в груди, а губы сами собой расплылись в улыбке. Там горел свет!
Войдя внутрь, он взбежал по лестнице и толкнул дверь покоев.
— Melethron! — обрадовалась жена, а дочь, сидевшая на ее руках, радостно загулила.
Приблизившись, отец взял малышку на руки и поцеловал любимую.
— Как ваши дела? — спросил он.
— Никак не хочет ложиться без твоих историй, — пояснила Глоссерин.
Финдуилась в подтверждении ее слов засмеялась, продемонстрировав уже появившиеся маленькие белые зубки. Артаресто потрепал ее ласково по золотой пушистой головке и спросил:
— Сказку хочешь, да?
Малышка кивнула, явно подтверждая.
— Ну что ж…
Перехватив дочь поудобнее, Ородрет направился на балкон. С небес по-прежнему светили, разгоняя тьму, огоньки Варды. Усевшись на стул, он устроил Финдуилас на коленях и помолчал немного, собираясь с мыслями. Глоссерин тихо расположилась рядом и опустила подбородок ему на плечо. Арафинвион обнял ее одной рукой и наконец запел.
Конечно, это нельзя было в полной мере назвать сказкой. Места, о которых велась речь в балладе, до сих пор, несмотря ни на что, существовали в Эа. Родной Аман, холм Туна и Тирион, удивительно прекрасный и не похожий ни на что. Подняв одну руку, Артаресто, помогая рассказу, соткал из золотых и серебряных искр два маленьких древа, и сидевшая на его коленях малышка широко в восторге распахнула глаза. А отец продолжал…
Вслед за холмом появились дома и башни эльфийского града, потом они растаяли, а вместо них показались цветы. Мать, по-прежнему сидя рядом, смотрела с не меньшим любопытством, чем дитя. В конце концов, малышка начала клевать носом, и Артаресто, плавно поднявшись, отнес ее в кроватку, еще некоторое время продолжая балладу.
— Менестрели сложили эту песню здесь, в Белерианде? Или еще на том берегу? — спросила вполголоса Глоссерин, когда Финдуилас уснула.
— В Амане, — ответил Ородрет.
— Я так и подумала.
— Почему?
— В ней нет боли.
Улыбнувшись, муж легко и ласково поцеловал супругу, и та, обняв его шею руками, запустила пальцы в волосы. Сердца бились в унисон, а глаза Глоссерин сейчас казались ему ярче звезд.
— Люблю тебя, — прошептал он. — И это чувство прекрасно.
— Согласна с тобой, — ответила она.
И Артаресто, подхватив жену на руки, отнес ее в покои.
В детскую же тихонько вошла няня и села у колыбели охранять покой спящей, как то было заведено у синдар.
Хуан лежал рядом и грел. Ночи становились все прохладнее, и стоило уже подумывать о том, где провести очередную зиму. До этого Ириссэ гостила в различных поселениях нолдор и авари, стараясь все же избегать встреч с кузенами. Аредэль опасалась, что отец вознамерится вернуть ее если не в Барад Эйтель, то в Ломинорэ. Этого себе позволить белая дева не могла, а потому ограничивалась небольшими поселениями, из которых, впрочем, регулярно отправляла письма Финдекано. Волновать брата не стоило, а сама она тем более ничего не боялась, ведь с ней сейчас неотлучно был верный четвероногий друг и охранник.
— Что, мой хороший, куда теперь? — спросила Ириссэ пса, ласково поглаживая его умную голову.
Хуан молчал, лишь изредка приподнимая уши, прислушиваясь к доносившимся звукам.
Ирчей поблизости не было, да и в отдалении тоже. Он лишь несколько раз чуял приближение этих отвратительных порождений тьмы и уводил Аредэль подальше от их пути. Как ни хотелось ему перегрызть им глотки, оставлять принцессу он не желал.
— Мне кажется, я должна попасть за Завесу. Он там, в Дориате, — размышляла вслух Аредэль. — Но я пробовала. Меня не пустили. Оба раза стражи преградили путь мне, одиноко странствующей нолдиэ! Что за странный народ…
Хуан вздохнул и осторожно лизнул сначала руку, а потом и нос Ириссэ. Та улыбнулась и обняла пса за шею, уютно устраиваясь рядом с его теплым боком.
Над широким полем, над гнущимися под собственной тяжестью травами раздался веселый, протяжный свист. Услышав его, Финдекано вскочил в седло и, наклонившись к гриве Рене, шепнул ему на ухо:
— Вперед!
Конь сорвался с места и устремился туда, откуда прилетел зов. Вскоре на горизонте показалась фигура всадника, которая начала быстро расти. Высокий, еще юный годами эльф, однако уже давно не ребенок, летел, словно на крыльях. Встав на стременах, он помахал Нолофинвиону и сразу же, перекинув левую ногу на правую сторону седла, соскочил и, неуловимо быстрым движением обернувшись вокруг тела коня, вновь взлетел в седло с противоположной стороны. Финдекано при виде этого зрелища радостно улыбнулся и, всей фэа ощутив, как внутри наездника кипит энергия, достал меч.
Увидев это, всадник заметно обрадовался и извлек собственное оружие. Удар Фингона он отразил легко, даже изящно. Кони, Рене и его сын Йул, пользуясь случаем, поприветствовали друг друга ржанием и принялись помогать седокам. Бой лишь издалека можно было принять за настоящий, ведь радость на лицах эльдар и их заметное сходство скрыть невозможно.