Ветер гнал высокие белые облака. Один и тот же образ нолдо стоял перед ее глазами, вызывая в сердце то светлую печаль, то тоску.
«Проживи я еще хоть тысячу лет — ничего не изменится», — размышляла она, в очередной раз рассматривая расстилающийся перед глазами простор.
— Мельдо, — слово само собой сорвалось с уст девы и повисло в воздухе, как приговор, как тень неумолимого рока.
«Как поступить? Остаться в Химладе? Или выехать, убежать? Отправиться к нему?» — думала она.
Нолдиэ в отчаянии заломила руки. Опыта не хватало, однако фэа упорно подсказывала что-то, и Алкариэль прислушалась, замерев, и ощутила, как за спиной расправляются сильные крылья ее любви.
— Неужели… — прошептала она, на губах ее расцвела улыбка.
Дева схватилась за ближайшую бойницу и принялась до рези в глазах всматриваться в горизонт.
— Он едет, — наконец прошептала Алкариэль, и уже громко крикнула, огласив счастливым возгласом двор крепости: — Он едет!
Стремительно сбежав со стены, она бросилась к воротам и, вцепившись в ручку малой двери, принялась рваться, силясь отворить. Прибежал командир караула и, поняв, что происходит, послал за лордом. Алкариэль же отворила наконец тяжелый засов и побежала, подобрав подол белоснежного с золотом платья, прямо через поля.
Стражи на стене закричали. Послышались отрывистые слова команд. Два всадника выехали вслед за ней и стали сопровождать, держась в некотором отдалении.
Алкариэль все бежала, летя вперед, и невидимые крылья несли ее навстречу судьбе. Анар пронзительно светил, слепя глаза, но душа все видела и не могла ошибаться. Скоро на горизонте показалась группа всадников, которая стала быстро расти. Одна фигура отделилась от прочих и начала стремительно приближаться.
— Кано! — крикнула она, задыхаясь от охватившего душу и сердце счастья.
Он что-то крикнул в ответ, однако Алкариэль не смогла разобрать слов. Лишь на лице его отчетливо читалась безграничная радость. Приблизившись, он вновь перешел с галопа на рысь и, остановившись рядом с девой, свесился с седла и подхватил ее, усадив перед собой на коня.
— Мелиссэ, — прошептал он срывающимся голосом. — Счастье мое.
Он обнимал ее бережно, словно величайшую драгоценность мира. А, может быть, она таковой и была в его глазах. Алкариэль улыбнулась счастливо и, прильнув к Макалаурэ, положила ладошку к нему на грудь:
— Ты приехал…
— Да. Я не смог иначе.
Она подняла взгляд и долго-долго смотрела, и все, что еще не успели сказать ее уста, менестрель прочел в глубине бездонных, словно аманские озера, глаз.
— Ты поедешь со мной? — спросил он прямо.
И дева выпалила в ответ, сияя:
— Да!
Глаза менестреля вспыхнули, а ладонь, обнимавшая деву, погладила ласково ее плечо.
Верные тем временем открывали ворота. Отряд Маглора въехал, и оглянувшись, менестрель увидел ехидно и в то же время понимающе взиравшего на происходящее Курво, улыбавшегося племянника, спешившую к семье невестку, а так же двух эльдар, нис и нэра. Они смотрели на Алкариэль так взволнованного, что стало понятно — это ее родители.
Алкариэль подтвердила его догадку. Едва Макалаурэ соскочил с коня и помог спешиться возлюбленной, она взяла его за руку и сказала:
— Это мои атто и аммэ, — немного смутившись произнесла она.
Курво хмыкнул и, обхватив себя за плечи ладонями, отошел на несколько шагов. Верные застыли, и Маглор, глубок вздохнув, подошел к отцу любимой и склонил голову. Халтион молчал, и по застывшему лицу его нельзя было прочесть ничего.
— Я прошу руки вашей дочери, — сказал менестрель, подняв взгляд и посмотрев прямо в глаза Халтиону. — Я люблю ее.
Взволнованная Алкариэль стала рядом, неотрывно глядя на отца.
— Как-то это все неожиданно, — признался он и спросил наконец: — Она согласна?
— Да! — крикнула в ответ дева и подошла к любимому. — Да, согласна!
Халтион только головой покачал:
— Что ж, раз такое дело… Не думал я, честно сказать, когда был ребенком в Амане, что моим зятем станет сам Макалаурэ Фэанарион. Конечно, я согласен. Раз моя дочь тебя любит…
Маглор поднял взгляд, и на лице его читалось такое искреннее, безграничное счастье, какого не было, наверное, со времен Амана. Он взглянул на Алкариэль и обнял ее за плечи, посмотрев в дорогое ему лицо:
— Мы уедем во Врата и будем жить там. Помолвка состоится здесь, но больше я не смогу расстаться с тобой. Пусть свадьба будет через год, как положено. Прибудут мои братья, кто сможет, и твои родители.
— Да… да… — шептала она, и ее сияющие глаза заменяли ему в этот миг, казалось, целый мир. И шепот зла, тени Ангамандо казались теперь такими невозможно далекими. Однако разум не забывал и неусыпно нес дозор, даже когда сердце пело.
Над двором крепости носились всполошенные неожиданным гамом птицы.
«Нужно будет вечером связаться по палантиру с аммэ, — подумал Маглор. — Через несколько дней помолвка, а потом домой, во Врата».
Подошла мать Алкариэль и, обняв дочь, благословила будущего зятя. И в этот миг тому вдруг показалось, что тучи зла окончательно рассеялись, и в будущем, не таком уж и отдаленном, сияет свет.
Он взял любимую за руку и, найдя глазами брата, смог наконец ответить на его приветствие и поздороваться с остальными.
— Люблю тебя, — прошептал он тихо, чтобы слышала только та, к кому были обращены слова.
— Я тоже тебя люблю, Кано, — ответила она.
Макалаурэ вдруг понял, что именно этих слов он ждал множество столетий.
«И наконец дождался», — подумал он.
С самого утра Нерданэль ощущала в сердце волнение. То не была тоска, ставшая почти привычной, скорее странная, беспричинная радость. Нолдиэ удивлялась посетившему ее чувству и в то же время боялась вспугнуть его, гадая, что послужило причиной. Распахнув широко окно покоев, она облокотилась о подоконник и устремила взор в сад, где цвела сирень. Лиловая, духмяная. Кусты, тихонько шелестя на ветру, кланялись, словно приветствовали хозяйку, и дочь Махтана, впервые за много лет улыбнувшись, помахала им.
«Может быть, пойти в мастерскую поработать?» — подумала она. Что именно хотелось сделать, Нерданэль сама пока не знала, но это и не имело значения.
Ладья Ариэн поднималась все выше, озаряя нежным золотисто-розовым светом деревья и крыши.
Сев перед столом, Истарниэ прислушалась к голосу фэа. Та шептала ей о чем-то светлом и радостном…
— Дочка, — раздался вдруг от двери голос Махтана, и нолдиэ вздрогнула от неожиданности.
— Да, атто?
— Палантир светится.
Вскочив, она опрометью бросилась в библиотеку и поспешила принять вызов.
— Кано! — обрадовалась она, увидев в глубине камня второго сына.
— Здравствуй, мама, — улыбнулся он широко.
— Как твои дела?
Он ответил не сразу, и мать внимательней пригляделась к изображению. Ни тоски, не грусти, ни озабоченности, ставших привычными в последнее время, не читалось в его лице.
— Я женюсь, — сказал он вдруг.
Нерданэль не сразу поняла, о чем идет речь. Меньше всего она ожидала услышать теперь такое признание. Женитьба? Там, вдалеке от Амана?
— Как, и ты тоже? — сорвалось с ее губ.
— Что ты имеешь в виду? — уточнил Маглор.
— Ну… Говорят, женился Финдекано, и Артанис тоже нашла мужа.
— Понимаю. Нет, она не из синдар, если ты об этом.
— Тогда кто же твоя избранница? — спросила мать, испытав непонятное облегчение.
— Нолдиэ. Юная и самая прекрасная из тех, кого я видел.
Нерданэль улыбнулась:
— Это наверняка.
— Ее родители — верные Курво.
— Значит, ты все равно встретил бы ее? Даже если бы не ушел в Исход?
— Убежден в этом.
— Счастлива слышать. И когда свадьба?
— Через год. Конечно, я не могу получить согласия отца, но ты, аммэ? Ты благословишь меня?
— С радостью, йондо!
Они еще некоторое время беседовали, и Нерданэль с волнением и светлой радостью слушала рассказ сына об Алкариэль. Когда же палантир погас, она убрала ладонь с холодного темного камня и вышла в сад.