Вместо приветственных слов арафинвион удивленно и громко произнес:
— Что? Какие родичи пленили меня? — опомнившись, добавил: — аран Эльвэ.
Тингол поморщился, а Мелиан недовольно сверкнула глазами.
— Наглец! — подумала майэ. — Впрочем, тем интереснее.
— Я понимаю, гость мой, внук мой, — приторно-ласково произнес Элу, — что тебе неприятно вспоминать о тех днях. Но знай — тебе нечего стыдиться, и верь — тебе не угрожает опасность, ты в Дориате!
Ангарато рассчитывал на совсем иную встречу, кроме того его не покидало странное чувство, будто кто-то пытается украдкой проникнуть в его мысли, несмотря на аванир. Решив быть предельно внимательным и не терять бдительности, арафинвион начал заготовленную речь.
Король и его приближенные откровенно скучали, словно его слова ничего для них не значили.
— Ты хорошо говоришь, внук брата, — наконец произнес Элу. — Что ж, я не против присутствия нолдор у себя в Белерианде, особенно если они смогут хотя бы не мешать моему противостоянию Врагу.
«Хорошее противостояние, — подумал Ангарато. — Ирчи так и шастают, как у себя в Ангамандо».
— Я разрешаю занять вам земли, но не позволю пересечь границы своих непосредственных владений! Убийцам здесь не место! — грозно произнес Тингол.
«Откуда он узнал о событиях в Альквалондэ?» — удивился арафинвион.
«Кто-то очень поспешил донести, кому-то на руку… Моринготто! Или его слугам… нет, не то, все же нет, но близко», — размышлял Ангарато, чувствуя, что нить ускользает. Или ее умело выдергивают прямо из его рук.
— И я запрещаю отныне использовать язык братоубийц! По всему Белерианду! — владыка Дориата был суров и величествен. — Вы обязаны, да, это мой приказ, изменить даже свои имена! Никто боле не посмеет произнести слова на, — Тингол сделал видимое усилие и пренебрежительно выплюнул: — на квенья!
Синдар восторженно приветствовали решение своего короля, тогда как Ангарато лишь успел порадоваться, что рядом нет обоих кузенов. Иначе синдар тоже стали бы братоубийцами, как только что выразился Эльвэ.
— Гость наш, родич супруга моего, — певуче обратилась Мелиан. — Теперь, когда ты услышал решение мудрого короля, которое наш гонец донесет до границы и передаст тем, кто остался обделенным милостью владыки Дориата, прими же новое имя Ангрод и начни иную жизнь с нами, забыв о тяготах и лишениях прошлой.
Увидев, что арафинвион собирается ответить и отнюдь не исполнен благодарности, майэ незамедлительно продолжила.
— Отдохни на пиру, отринь заботы, ты в безопасности, в безопасности, в безопасности, — эхом гуляло в голове.
— Веселись с нами, танцуй с нами, живи с нами, — вторил иной голос, а музыканты, повинуясь жесту Тингола, заиграли одну из излюбленных мелодий принцессы, которую арафинвион уже кружил в танце.
Все плыло перед глазами, мысли улетучились подобно легким облачкам, в голове пульсом билось: «Она прекрасна! Ей нет равных!» Довольная Мелиан неспешно потягивала вино из кубка, позволяя супругу восхищаться ее умом и красотой.
Ангарато почти тонул, захлебываясь в захлестнувших его чувствах и эмоциях, голос прекрасной Лютиэн не умолкал, а ее глаза сверкали так близко, ее губы чуть приоткрылись словно в ожидании поцелуя, ее пальчики сжали его плечо во время танца…
«Она совершенство! Никто не сравнится с ней! Любл…» — фэа, не выдержав, оборвала поток мыслей, подбросив одно лишь имя: Эльдалоттэ.
Совсем иначе взглянул он на принцессу Дориата, с удивлением обнаружив ее некоторую досаду и растерянность от произошедшего. Лютиэн не ожидала, что безотказно действующие чары не сработают: тот, кто действительно любит, не обманется, воспротивится, как взбунтовалась душа Ангарато, почти сдавшаяся чарам.
— Благодарю вас за танец, леди, — церемонно и вежливо произнес арафинвион.
Прием продолжался, эльдар пили, веселились и боле о делах не говорили — король сказал все, что посчитал необходимым.
Ближе к утру, насколько Ангарато мог судить о времени здесь, в Менегроте, он отправился в отведенную ему комнату, дабы забрать хотя бы оружие — еще на пиру он принял решение как можно быстрее выбираться к своим.
Несколько секунд Лехтэ раздумывала, как начать, а потом ответила просто:
— Я собираюсь в Эндорэ.
Эльф выразительно хмыкнул себе под нос, потеребил бороду и наконец пробормотал:
— Медом вам там что ли всем намазано? Что ж, давай — проходи, поговорим.
В гостиной на удивление оказалось темно и сумрачно. Махтан резким движением отдернул занавески, и ворвавшиеся радостно утренние лучи осветили стол, кресла и обширный квадрат на полу.
Лехтэ медленно и подчеркнуто степенно села в одно из кресел.
— Я так понимаю, ты уже все решила? — уточнил Махтан, остановившись напротив.
— Верно, — кивнула та. — Атто не возражает, и дедушка Нольвэ тоже.
— Что ж, если даже этот ваниарский лис не против, — хмыкнул себе под нос отец Нерданэль, — то мне и вовсе, собственно говоря, возражать странно. Однако, если ты пришла, чтобы поговорить с моей дочерью, то я очень сильно сомневаюсь, что тебе это удастся.
— Почему? — в искреннем удивлении приподняла брови Лехтэ.
Конечно, жители Тириона болтали всякое, но чтоб она совсем не хотела ни с кем общаться…
— Понимаешь, — продолжил Махтан, усаживаясь напротив и задумчиво глядя в окно, — она вообще сейчас больше напоминает одну из собственных статуй. Если бы мать ее не заботилась о ней, то давно бы уже переселилась в Мандос. Кормить и поить приходится буквально с ложечки, как в младенчестве. Если Нердаэль и оживает, то только для того, чтобы чего-нибудь изваять. Так что не думаю, что твой приход увенчается успехом. Да, а Курво-то там хоть как, жив? Есть, зачем плыть? Я ведь правильно понимаю, что ты не приключений искать собираешься?
Вопрос был, кстати, удивительно нужный и своевременный. Она прислушалась к ощущениям и поняла, что ниточка, связывающая их с мужем фэар, пульсирует, полная жизни и сил.
— Он жив, — кивнула она.
— Это хорошо, — ответил Махтан и поднялся рывком. — Что ж, пошли, убедишься сама.
С этими словами он сделал широкий жест, выразительно указывая на одну из дверей. Лехтэ встала, и они прошли во внутреннюю часть дома. Она ступала осторожно, словно опасаясь подсознательно потревожить кого-то, однако, когда хозяин дома распахнул дверь в мастерскую, стало ясно, что можно топать сколь угодно громко — ее не услышат.
Она вошла и остановилась на пороге. Свекровь сидела на стуле посреди комнаты, уставившись в пустоту куда-то перед собой и совершенно очевидно ничего не видя.
— Нерданэль, — позвала она.
Реакции не последовало. Казалось, в комнате было трудно дышать. Воздух словно был пропитан отчаянием и болью.
— Нерданэль, — вновь позвала она уже громче. — Я собираюсь в Эндорэ.
Махтан стоял, облокотившись плечом о косяк, и терпеливо ждал. Должно быть, он уже давно привык. Однако она-то сама живая! И смотреть на это было невыносимо тяжело.
«Ни за что не хотела бы такой стать», — подумала она и невольно вздрогнула.
Даже если бы она до сей поры и сомневалась в своем решении, то визит к Нерданэль ее бы окончательно убедил. Она не хочет и не должна превратиться в нечто подобное!
Свекровь сидела, и по ее неподвижной щеке катилась слеза.
— Прощай, — сказала невестка и вышла из мастерской.
Махтан покинул комнату вслед за ней и закрыл дверь. Огонь светильников разгонял по углам клубящиеся тени. Вся обстановка в доме давила.
«Даже у телери в Альквалондэ куда как веселее», — подумала она.