Выбрать главу

Карнистир посмотрел в глаза деве.

— Я отвечу на твой вопрос. Это гадко, мерзко и очень больно. Но я заставил себя вынуть меч и убить тех телери. Смерти брата и племянника я бы себе не простил.

Морифинвэ замолчал.

— Отдыхай, считай, что все в шатре — твое, — фэанарион направился к выходу, Аракано, не проронив ни слова, последовал за ним.

— Ты не говорил, — начал он, когда оба остановились, подставив лица теплым лучам.

— А должен был? — начал заводиться Морьо. — Мне что, следовало отчитаться пред тобой?! Предоставить доказательства, что тот телеро собирался застрелить Тьелпэ? Или мне стоило подождать, а потом отомстить?! — Мрачный выдохнул. — Этого бы я себе не простил.

— А еще? Не задались же тогда телери целью убить юного куруфинвиона?

— Нет, конечно. Дальше я прикрывал рванувших вперед, к кораблям, Амбаруссар… Что ты ко мне привязался?! Сам что ли там не был?

— В том-то и дело, что был, — вздохнул Аракано.

— Прекрати терзаться. Ты бы тоже не смог поступить иначе.

Аракано промолчал.

Мясные кусочки аппетитно шкворчали на сковороде. В глиняных горшочках томились овощи, а сам кулинар придирчиво отбирал травы для напитка.

— Курво, готово? — голодным голосом вопросил Охотник.

— Почти, — отозвался Искусник. — Садись за стол, нетерпеливый. Сейчас уже принесу.

Куруфинвэ извлек из печи горшочки, разложил по ним мясо и, поставив их на поднос, довольный отправился в столовую, где собрались почти все братья и сын.

Вестей от Морьо не было — палантир он брать отказался, сославшись на то, что тот, случись что непредвиденное, не должен попасть Врагу. Братья попытались настоять на своем, однако Майтимо сразу согласился с Карнистиром. И спор был прекращен.

Несмотря на вкусный ужин, атмосфера за столом была нерадостная.

— Скоро так не будет, — тихо произнес Тэльво.

— Мы впервые расстанемся надолго, — поддержал близнеца Питьо. — Не именно мы, конечно, но…

Негромкий вздох Искусника, чуть склоненная голова Макалаурэ, решительный взгляд Майтимо.

— Но мы же будем приезжать друг к другу в крепости, — начал Турко. — Да и палантиры есть…

— Дел много будет у всех. Так что на частые встречи не рассчитывай. Разве что со мной, — Куруфинвэ встал из-за стола.

— Не против? — спросил он Макалаурэ, беря в руки его инструмент.

Не дожидаясь ответа, Куруфинвэ начал незамысловатую мелодию.

— Баллад сегодня не будет, — нарочито весело произнес Искусник. — Я играю для себя.

— Атто…

Пальцы Куруфинвэ тронули струны. Звук прошелся по комнате и отразился от стен. Мелодия звала, увлекала, словно приглашала на танец. Искусник уже видел одну пару, кружащуюся под его мотив… Лехтэ! Но с кем?!

Пальцы почти сбились и лишь немного поменяли ритм.

Со своим отцом. Весело ей там? Радостно? Хочется танцевать? Что ж, неплохо… Еще б слова разобрать… О чем она поет…

Жена кружилась, смеялась и… Была так прекрасна. До боли, до судорожно сжатых пальцев, до отброшенной в сторону лютни.

— Тьелпэ, пройдемся? Кано, не кричи! С твоим инструментом все в порядке. Он цел. Он — не я!

Дверь хлопнула. Рука молча прижала сына.

— Ты со мной, йондо, все будет хорошо.

— Атар, что… произошло? Ты как будто увидел кого-то, когда играл. Я прав?

Куруфинвэ кивнул.

— Маму?

— Да, — через силу ответил Искусник.

— И как она? — обеспокоенно поинтересовался Тьелпэ.

— У нее все хорошо, йондо…

— Так это же здорово!

— Поет, танцует… Если правильно понял, изучила эльдарин, чем очень гордится. Зачем он ей там? Квенья надоел что ли? — зло выплюнул Искусник.

— Атто, не надо так! — он умоляюще посмотрел на отца. — Ты же не хочешь, чтобы она там плакала?

— Мне все равно.

— Не правда!

— Да. Она отказалась от меня.

— Нет! Я сам слышал.

— Что? Мы были тогда одни, — холодно произнес Куруфинвэ.

— Прости. Я мимо шел, — печально произнес Тьелпэ. — Я не хотел бы слышать этих слов. Но аммэ… Аммэ сказала, что остается, а не то, что боле не считает себя твоей женой.

— Что было дальше тоже знаешь?

— Нет. Я не стал задерживаться у двери. Это… недостойно.

Искусник посмотрел сыну в глаза и кивнул, соглашаясь.

//— Ты уверена?

— Да. Я… Остаюсь.

— Тьелпэ уйдет со мной.

— Но может…

— Не выйдет. Даже если у меня теперь нет жены, сына у меня никто не отнимет!

— Атаринкэ! Что ты сказал?! Как… Как нет жены? А я?

— Ты решила остаться. А путь назад для меня закрыт. До конца этого мира мы будем разделены. Как иначе я должен понять тебя?

— Я… Я…

— Кольцо отдать?

Лехтэ в отчаянии замотала головой.

— Только если сам того желаешь…

Атаринкэ долго смотрел в глаза жены, а затем молча развернулся и вышел.//

Лес был странным. Огромные деревья росли ближе друг к другу, чем в каком-либо ином месте. Кустарники порой так тесно переплетались между собой, что приходилось работать ножом, прокладывая себе путь.

Ангарато не помнил, сколько времени он пытался выбраться из Дориата. Ему стоило немалых усилий провести стражу Менегрота, что стерегла все ходы и выходы. Возможно, даже тайные — иначе как можно объяснить тот факт, что несколько лучников доблестно охраняли ничем не примечательную на первый взгляд полянку. Однако он допускал, что ему просто позволили уйти. Ангарато был уверен, что за ним следят, он постоянно чувствовал на себе чей-то взгляд, не злой, но насмешливо-надменный. Вот и сейчас, увязнув в этих кустарниках, он словно бы услышал ехидный шепот: «Что на этот раз предпримешь, Ангрод? Так ли плохо тебе было здесь, гость заморский? Еще не поздно передумать, ты можешь вернуться».

Арафинвион лишь на миг поддался искушению, взглянув на оставленный позади лес — просторный бор лежал пред ним, светлый, ясный и величественный. Внутреннему же взору невольно предстал образ принцессы, что кружилась с ним в танце. Ах, если б можно было его повторить! Вновь ощутить ее дыханье, так рядом, так близко…

Его ноги сделали шаг в сторону Менегрота.

«Я жду тебя, Ангрод. Я скучаю», — голос Лютиэн звал все настойчивее и уверенней.

Еще шаг, еще и еще… Арафинвион не замечал, как незримые им сейчас ветви больно хлещут по лицу, пока одна, особо проворная, не зацепилась за кольцо, пытаясь его сдернуть с пальца Ангарато.

— Нет! — разнеслось эхом по лесу. Он боле не скрывался, не желая покидать Дориат как трусливый ирч, прячущийся от лучей Анара.

— Прощай, Лютиэн! Танец был хорош, но мое сердце отдано другой.

Решительно развернувшись, он, не снимая, прижал кольцо к груди, словно так Эльдалоттэ могла слышать его сердце, а он ее.

«Я проведу тебя, мельдо, — словно осанвэ донеслось до него, — доверься мне».

Ангарато на миг зажмурился, а когда распахнул глаза среди густых зарослей виднелась узкая, но проходимая тропинка.

— Мелиссэ, — нежно прошептал он и, ведомый образом любимой, уверенно направился к границе Дориата.

— Сегодня шестой день, как Ангарато отправился к Эльвэ, — начал Аракано, обращаясь к кузену.

— Я помню. Послезавтра на рассвете тронемся в обратный путь, — не терпящим возражений голосом ответил Морьо.

— Ты серьезно? — не унимался нолофинвион. — Мы не будем ждать его возвращения?!

— Я все сказал, — кулаки фэанариона сжались, а на лице проступили пятна.

— Раненые выздоровели, лорд Морифинвэ, запасы продовольствия пополнены, воду наберем непосредственно перед отбытием, — холодно произнес Аракано.

— Ты что? Сдурел докладывать мне, словно верные!

— Нет. Лишь соблюдаю почтительное отношение к тебе, как старшему, — не раздумывая отозвался нолофинвион.

— Ваниарская кровь, — сплюнул Карнистир.

— Не смей так отзываться о жене деда!

— Второй жене! Как только посмела она…

— Ясного дня, лорды, — верный подошел к кузенам, делая вид, что не слышал всех слов, что те в запале произнесли. — В той стороне неспокойно.