— Мне самому не верится, — признался Турко.
Он снова посмотрел ей в глаза, и можно было подумать, что именно Тинтинэ теперь то последнее, что связывает его с жизнью.
— Люблю тебя, — прошептал он и наклонился к ее губам.
Дева прильнула к нему всем телом и вдруг испуганно вздрогнула:
— Что это?
Она побледнела как полотно и, прижав руку сперва к груди Тьелкормо, а после к его животу, закрыла глаза, будто прислушивалась к чему-то.
— Что случилось? — насторожился Турко.
— Это я бы у тебя должна спросить! — нахмурилась Тинтинэ. — Целителям уже пора петь тебе песни!
Он удивленно поднял брови:
— Какие песни?
— У тебя внутри кровь. Много крови. И она уже не бежит по жилам.
Тьелкормо подумал и уверенно мотнул головой:
— Я здоров!
— Нет! — упрямо стояла на своем нолдиэ. — Тебе целитель нужен, и прямо сейчас! А то ты рискуешь отправиться вслед за братьями. Кто-нибудь, позовите целителей!
Последняя фраза была обращена уже к верным.
— Сейчас! — ответил один из них и сорвался с места.
Тьелкормо стоял, глядя на возлюбленную с восхищением.
— Ложись! — сурово нахмурившись, велела ему Тинтинэ, но уже через мгновение широко улыбнулась и быстро поцеловала в щеку, добавив уже совсем другим, ласковым тоном: — Ложись давай, я тебе серьезно говорю. Тебе сейчас не стоит шевелиться.
— Уже ложусь, не переживай, — Тьелкормо с удовольствием поцеловал любимую и послушно устроился на ближайшей телеге.
Дева села рядом и уже намеревалась что-то спросить, но Тьелкормо прервал ее:
— Больше не могу молчать, и плевать на данные самому себе обещания. Тинтинэ, жизнь моя, здесь и сейчас, в присутствии верных, я прошу тебя — будь моей женой!
Воины замерли, глядя на лорда с недоверием и открытой радостью. Дева вспыхнула, прижала ладони к пылающим щекам и, покачав головой, прошептала:
— Конечно, я выйду за тебя.
Нолдор выдохнули, начали наперебой поздравлять, а Тинтинэ, притворно нахмурившись, добавила:
— Но только при условии, если ты останешься жив! Если вздумаешь умереть, то о свадьбе можешь даже не мечтать!
Тьелкормо рассмеялся, мгновенно закашлявшись, и взял руку любимой, прижав ее к своей груди.
— Я буду очень стараться, — пообещал он. — Благодарю тебя.
Подошел целитель и, осмотрев лорда, подтвердил догадку Тинтинэ:
— Он и правда серьезно ранен, но теперь все будет хорошо — вы вовремя спохватились, леди. А для вас, лорд, у меня хорошая новость — ваш брат Куруфинвэ снова жив. А теперь обратно лягте и помолчите-ка до тех пор, пока я не разрешу!
И, велев верным отойти на пять шагов, начал Песнь исцеления.
Маэдрос устало поднимался по начавшим трескаться ступеням.
— Что происходит, лорд? — окликнул его один из верных.
— Не знаю, но мы должны поторопиться вывести всех отсюда, пока не завалило коридоры, — ответил он.
Воины Дортониона с частью освобожденных пленников должны были быть уже на поверхности, тогда как нолдор Химринга под предводительством своего лорда спустились на самые нижние ярусы, даря надежду обреченным на медленную и мучительную гибель узникам. Ни один мускул не дрогнул на лице Нельяфинвэ, когда он вновь оказался в застенках для особо упрямых пленников. Лишь только белое пламя разгоралось все ярче, заставляя тюремщиков в ужасе бросать оружие и падать на колени. Истощенные и замученные узники оживали, и в их глазах загоралась надежда. Многие из них уже не могли идти сами, и воины несли их, не желая никого оставлять в этом жутком месте.
— Поторопитесь! — крикнул Маэдрос, поднимая щит, чтобы принять на него несколько крупных осколков, отделившихся от стен. А откуда-то сверху, где уже виднелись золотые лучи Анара, доносились радостные голоса:
— Победа!
— Враг пал!
— Победа!!!
Эти радостные крики добавили сил уставшим воинам и измученным пленникам, и вскоре они все увидели долгожданный свет.
— Приветствую вас, лорд Нельяфинфэ, и прошу принять то, что принадлежит по праву нашему роду и вам, как старшему в семье, — раздался рядом такой знакомый и одновременно совершенно отстраненный и чужой голос Тьелпэринквара.
— Тьелпэ? Что… — Майтимо обернулся и увидел протянутые ему сильмариллы — драгоценные камни истинного света, залитые кровью на грязной тряпице.
— Как? Как тебе удалось их добыть? Чья на них кровь? Ты ранен? — эмоции сменялись на лице Маэдроса, и наконец он с нежностью и одновременно горечью прикоснулся к камням.
— Нет, дядя. Это кровь отца. Он…
— Что с Курво?!
— Его больше нет. Как и Морьо. Точнее не так. Его окончательно нет, ты знаешь, — наконец смог произнести Тьелпэринквар.
— Нет! — с болью прорвался крик фэа старшего Фэанариона. — Нет!
Камни полетели на землю — драгоценные и такие бесполезные сейчас кристаллы. Верные впрочем незамедлительно подняли их, не желая видеть творения Фэанора выброшенными, и замерли на почтительном расстоянии, скорбя вместе со своим лордом.
— Посланник валар! — донеслось издалека. — Прибыл вестник Манвэ!
— Я возьму один сильмарилл себе, — скорее сообщил, чем спросил Тьелпэринквар и поспешил к площадке перед бывшими Черными вратами, где вокруг Эонвэ уже собирались нолдор. Маэдрос кивнул и отправился за ним.
— Я буду говорить с вашим королем и передам ему слова Владыки ветров и старшего из валар, — произнес крылатый посланник.
Эонвэ стоял в самом центре лагеря нолдор и свысока взирал на собиравшихся вокруг него воинов.
— Я жду. Владыка Манвэ и все валар собрались в Круге Судеб и сейчас взирают на вас своими глазами и говорят моими устами! Король нолдор, тебя призывают к ответу за содеянное твоими подданными! — голос крылатого вестника разносился далеко по просторам Ард-Гален.
Финдекано, бледный и с перевязанными руками, выступил вперед.
— Что ж, я слушаю тебя, Эонвэ, — произнес он, неотрывно глядя на глашатого.
— Владыка Манвэ знает, что один из вас убил старшего брата Повелителя ветров. Не просто лишил фаны, но отправил за Грань этого мира. Что ты можешь сказать на это?
— Только то, что Враг, причинивший всем столько горя, наконец повержен, — ответил Финдекано.
— Однако не в вашей власти решать судьбы Стихий Арды! Только валар имеют право судить и выносить решения. И Владыки приняли его! Ты, именующий себя королем нолдор, отправишься со мной и предстанешь пред троном Манвэ. Все, кто сражался против Мелькора и чьи фэар сейчас исцеляются в Чертогах, более не обретут тела. Те же, кто еще жив, не услышат более зов Мандоса и бесплотными тенями будут скитаться по смертным землям до конца Арды! На этом все. Таково мое слово и оно нерушимо.
Эонвэ замолчал и оглядел собравшихся:
— Вы слышали волю Владык. Теперь же я…
— Призови своих хозяев снова! — раздался новый голос.
— Тьелпэ, лучше уйди, — тихо произнес Финдекано.
— Нет, теперь говорить буду я. А вот тебе сейчас и правда стоит уйти. На всякий случай.
— Но…
— Не упрямься! Я знаю, что делаю, — уверенно сказал Куруфинвион и добавил: — Эонвэ, я жду.
— Наглец! Ты тоже предстанешь перед тронами в Круге Судеб!
— Только если сам захочу этого! А теперь слушайте… владыки.
Тьелпэринквар обвел взглядом собравшихся, улавливая, как изменилось настроение воинов. Ужаснувшиеся несправедливости, они вновь воспрянули духом и были готовы пойти за своими лордами хоть против войска валар, хоть за Грань, что в сложившихся обстоятельствах было в принципе одно и то же.
— Итак, Стихии незамедлительно снимут все барьеры и впредь не будут чинить никаких препятствий для свободного сообщения между Аманом и Белериандом.
— Но…
— Разумеется, речь идет о Перворожденных. Не нам менять замысел Эру и судьбы атани, — тут же добавил Тьелпэринквар.
Воины слушали, затаив дыхание.
— Затем Намо отпустит всех, абсолютно всех, — подчеркнул Куруфинвион, — кто пожелает покинуть Чертоги. Это же будет относится ко всем фэар, кто рано или поздно также окажется там. Валар не будут прямо или косвенно, сами или при помощи майар, препятствовать жизни эрухини в Амане и за его пределами. Это все.