Тьелпэринквар внимательным, беглым взглядом осмотрел берег и заметил, что значительная часть кораблей уже укрыта на зиму. Стояли бочки с соленой рыбой, сновали занятые делами нолдор. Завидев своего короля, они останавливались и приветствовали его. Куруфинвион отвечал, однако вскоре он заметил приближавшуюся высокую фигуру, и, остановившись, сказал жене:
— Идите вперед, я вас догоню.
Та перевела заинтересованный взгляд и, увидев Эктелиона Фонтанного, кивнула мужу:
— Жду тебя.
Она прильнула к нему, целуя в щеку, и Тьелпэ с удовольствием ответил. Проводив любимую взглядом, он глубоко вздохнул и посмотрел на того, с кем однажды пути их пересеклись столь причудливым и трагичным образом.
— Ясного дня, Эктелион, — первым приветствовал бывшего соперника он.
Тот замер и некоторое время стоял неподвижно, а после приложил ладонь к груди и склонил в приветствии голову:
— Мой король…
Он вновь замолчал, но в самом взгляде его ясно читалось, что сказанные слова не просто приветствие, но нечто сродни признанию. Или, может быть, примирению. Тьелпэринквар кивнул, без слов давая понять, что принимает эту клятву, и сделал приглашающий жест, предлагая пройтись вдоль берега.
— Благодарю, — ответил Эктелион и первым направился в сторону городских стен вдоль кромки прибоя. — Я правда рад видеть… вас всех. Теперь я точно знаю, что Ненуэль счастлива с тобой, а, значит, могу отпустить свое собственное прошлое.
— Я очень рад этому, — ответил Тьелпэ, — и от души благодарю. Больше всего на свете я желаю тебе счастья и надеюсь, что однажды смогу назвать своим другом.
— Почему бы и нет, — согласился Эктелион. — Однажды. Немного позже.
Тьелпэринквар кивнул и, проследив за взглядом своего собеседника, увидел юную нолдиэ, которая сидела на дне перевернутой лодки и что-то увлеченно плела из толстых морских веревок. Выражение глаз Эктелиона неуловимо изменилось, в них заплескалось то, что можно было назвать… счастьем?
— Кто это? — спросил наконец Куруфинвион.
Эктелион охотно ответил:
— Нисимэ, дочь Фариона.
— Знаю его.
— Ее лодку прибило штормом. Родители приехали за ней, но их дочь пока не торопится покидать Виньямар. Признаться, я и сам не хочу расставаться с ней. Не знаю, почему.
— Разве? — удивился Тьелпэ.
— Да, — уверенно подтвердил Эктелион. — Я ведь любил однажды. Не так уж давно. Разве возможно?..
Он не договорил, но Тьелпэринквар и сам понял, что хочет сказать бывший лорд Дома фонтанов. Коротко вздохнув, нолдоран собрался с мыслями и заговорил:
— Кто знает, каким путями нас ведет по жизни Единый и что дарует в награду. Его дороги неисповедимы. Я знаю эльфа, нолдо, который причинил своей возлюбленной много зла. В конце концов он потерял ее навсегда, но не смирился, а пытался искать. А когда не нашел, то окончательно озлобился и, оставив все собственные вещи, отправился в леса. Его нашли, но рассудок его от долгих лет одиночества помутился. А, может, он пережил нечто, нам неведомое. Кто знает? Однако он сам выбрал свой путь.
— Ты знаешь его имя? — спросил Эктелион.
— Да. Его зовут Гвиндор. Мне жаль его, признаюсь, но за тебя я рад. Теперь с уверенностью можно сказать, что далеко не каждый смог поступить бы так, как ты. И если в конце тебе была дарована награда, то не отвергай ее. И стоит ли допытываться о причинах? Разве они важны… Значение имеет лишь то, готовы ли мы сказать «благодарю» судьбе и принять ее дары. Не ты первый их получаешь.
— Ты имеешь в виду Финвэ? — уточнил Эктелион.
Тьелпэринквар ответил:
— Отчасти. Признаться, перед моими глазами был пример моего другого деда, отца моей матери. Ильмон пробудился у озера Куивиэнен, но через несколько дней потерял предназначенную ему супругу. Не хочу думать, что она попала в плен к отродьям Тьмы и стала орчанкой, хотя, скорее всего, так оно и было. Дед искал ее и очень долго впоследствии не мог утешиться. Потом народ переселился в Аман, и всякая надежда на воссоединение была окончательно утеряна. Но не надежда на счастье. Минуло несколько сотен лет, и в семье одного из его товарищей, такого же пробужденного, как и он сам, ваниа по имени Нольвэ, родилась младшая дочь Линдэ. Приехав к другу погостить на очередной праздник Середины лета, Ильмон увидел ее, и их сердца открылись друг другу. С первой пробужденной супругой их брак так и не успел состояться, поэтому теперь счастью ничто не мешало. Ильмон и Линдэ поженились, у них родилось трое детей, и они до сих пор вместе, если это тебе важно. Скоро оба приезжают с семьей сюда, в Белерианд. Поэтому ты не первый. И еще раз повторю — если тебе в конце пути было даровано утешение, то стоит ли допытываться о причинах?
Они остановились и долго стояли, глядя на бескрайнюю морскую даль. Кричали чайки, и море шептало о чем-то своем, интересном и немного таинственном. В конце концов Эктелион ответил:
— Должно быть, ты прав, и этот подарок судьбы нужно просто принять. Что ж, я к этому готов. Но должно пройти время — Нисимэ еще молода.
— Она быстро вырастет, — заметил Тьелпэ.
Оба обернулись и посмотрели на деву, о которой шла речь. Юная нолдиэ подняла взгляд, и Эктелион улыбнулся ей. Нисимэ вспыхнула, и Тьелпэ заметил:
— Что ж, в этот раз твои стремления встретят отклик. Я этому рад и заранее от души желаю счастья.
— Благодарю, мой король.
— Кстати, хочу спросить. Возможно, спустя пятьдесят лет мне потребуется помощь.
— Моя?
— Твоя, Глорфинделя и некоторых других нолдор. Могу я рассчитывать на тебя?
— Разумеется, государь.
Они еще некоторое время стояли, глядя на море и слушая его шепот, а после направились во дворец приветствовать Итариллэ. К вечеру, как ожидалось, возвратился Туор, а спустя десять дней Тьелпэринквар с семьей вернулись в Бритомбар, чтобы встретить прибывший в Белерианд корабль с родичами Лехтэ и Карантира, как оказалось не одного, а с женой.
Начиналась пришедшая с опозданием осень.
— Ну вот, аммэ, можешь убедиться сама, — Финдекано коротко вздохнул и отошел в сторону, пропуская Анайрэ. — Столетия проходят, но ничего не меняется.
В распахнутое окно долетал тягучий запах меда и поздних трав. Золотилась листва, березы покачивали длинными сережками. Холодало, однако целители не спешили закрывать створки.
— Значит, слухи были правдивы, — с горечью прошептала жена Нолофинвэ и покачала головой.
Пройдя через всю комнату, она села на край кровати, на которой неподвижно лежал ее супруг. Поправив край одеяла, Анайрэ долго сидела, вглядываясь в бледные, заострившиеся черты.
— Как же он ест? — в конце концов поинтересовалась она.
— Целители разводят лемабас до состояния жидкой кашицы и поят его, — пояснил сын. — Еще вливают время от времени мирувор. Но, даже если он когда-нибудь очнется, слабость будет мучить его еще очень долго.
— Да, разумеется, — кивнула Анайрэ и вновь замолчала.
В глазах ее застыли неверие, обреченность и какой-то незнакомый, древний ужас.
«Должно быть, так боялись вновь пробудившиеся атани неведомого, злого мира вокруг себя», — подумал сын.
Вслух же он сказал:
— Мы выйдем, аммэ. Не будем тебе мешать.
— Хорошо, йондо, — безжизненно ответила она.
Анайрэ вновь вгляделась в неподвижные черты мужа, и по щеке ее скатилась одинокая слеза.
— Значит, ради этого ты оставил все и отправился в чужие земли, да? — спросила она тихо, когда дверь с едва слышным шорохом затворилась. — Слышишь ли ты хоть что-нибудь? Знаешь ли, что я теперь рядом…
Однако ответа на последний вопрос никто не знал. Анайрэ встала и прошлась по комнате из угла в угол. Время то бежало, словно вода сквозь пальцы, то тянулось тягуче-медленно, как карамель. Вспомнились праздники в Амане, засахаренные фрукты, которыми они с Нолофинвэ угощали маленьких сыновей, и нолдиэ, не сдержавшись, всхлипнула. Слова вдруг прорвались и понеслись вперед бурным потоком. Она рассказывала неподвижно лежавшему мужу о том, как жила эти годы без него, почему не поехала, как опоздала, упустив единственный шанс воссоединиться с ним в Белерианде, и еще многое-многое другое.