— Сориентировать ее, полагаю, ты хочешь по звездам? — спросил Фэанаро.
— Безусловно, — кивнул Искусник. — Но чтобы преодолеть искаженные, поломанные энергии Арды, придется приложить усилие. Мне представляется некий круг, по которому мы расставим части установки. Быть может, каменные стеллы с начертанными на них тенгвами. Но как подступиться к решению столь грандиозной задачи, я пока совершенно не представляю. Ты поможешь, атто?
— Само собой, — ответил ему Фэанаро и улыбнулся. — Ты же не думал, что я останусь в стороне?
— По правде говоря, нет, — ухмыльнулся Куруфин.
Фэанаро встал и с видимым удовольствием потянулся:
— Что ж, времени мало, и поэтому надо поторопиться. Я рад тому, что застал здесь — вас прежде всего вижу живыми, полными идей и энергии. И многих уже с семьями. В тех видениях, что насылал в Чертогах Намо, вы все до единого погибли, а семей так никто и не создал. Сам же Белерианд почти целиком пал к ногам Саурона, а то и полностью скрывался под водами.
— Никогда! — в один голос возмущенно воскликнули Куруфин и Тьелпэ. — Жалкий слуга Моргота!
— К счастью, это оказались только лишь насланные тьмой кошмары. И еще раз повторю — я рад вас всех видеть.
— Мы тоже, дед, — откликнулся Тьелпэринквар и, ухмыльнувшись, добавил: — И не только потому, что всем нам нужна твоя помощь.
Фэанаро расхохотался.
— Что ж, — отсмеявшись, продолжил он, — сейчас я задержусь в Химладе на некоторое время — подумаем над проблемой вместе с твоим атто. Позже мне нужно будет ненадолго отлучиться в Хисиломэ. Но я вернусь и тогда вновь присоединюсь к вам. Пока же нам всем явно пора отправиться отдохнуть.
Он встал и направился к выходу, однако уже у самых дверей остановился и, оглянувшись, добавил:
— А ты, Тьелпэ, изменился сильнее всех. Возмужал, взгляд стал совершенно другой — он словно смотрит за горизонт, все видит и понимает. Ты настоящий нолдоран, внук. Никогда в этом больше не сомневайся. Звездных снов вам обоим.
Фэанаро кивнул на прощание и, открыв дверь, широким шагом вышел из комнаты.
За окном уже вовсю полыхала густыми золотыми красками утренняя заря. Тьелпэринквар с Атаринкэ некоторое время молчали, обдумывая все сказанное и произошедшее, а после тоже разошлись по своим покоям.
Ольвэ неспешно шел по кромке прибоя, ощущая, как с каждым мгновением вода поднимается все выше и выше. Чайки носились над волнами, крича о чем-то своем, вечном и неизменном. Владыка Альквалондэ остановился и прислушался. Птицы говорили о квендо, потерянно стоявшем на берегу и почти жалевшем, что покинул Чертоги. Он тряхнул головой, откинув назад серебристые волосы, и поспешил на каменистую косу, где, как сообщили птицы, находился несчастный квендо.
— Эльвэ?! — воскликнул он и бросился вперед, желая остановить брата.
— Ольвэ? Ты? Зачем…
— Наконец-то ты вернулся. Дошел. Пусть и спустя столько лет, — Ольвэ взял брата за плечи и крепко обнял.
— Вот только зачем? Кому нужен бывший король Дориата, преданный женой и убитый дочерью? — с горечью спросил Тингол.
— Мне, — просто ответил Ольвэ. — Твоему брату, тоже однажды обманутому тьмой. Ведь именно Мелькор тогда запретил мне давать нолдор корабли. А я… Впрочем, пусть прошлое останется лишь на гобеленах Вайрэ. Дай руку, Эльвэ! — произнес король Альквалондэ и шагнул к Тинголу.
Тот сомневался, глядя на волны и вспоминая унылую, но безболезненную серость Чертогов.
— Ты должен жить! Вспомни Эдвен! Она… она до сих пор ждет тебя. И любит. Ведь ты, да, именно ты был ее судьбою, тем, кто пробудился рядом!
— Но… я же предал. Я… ласкал другую. Даже…
— Эльвэ! Ты был околдован! Пойдем со мной, прошу! — вскричал Ольвэ и сделал шаг навстречу.
Элу колебался, воды манили своей прозрачностью и мнимой чистотой. Однако память упрямо подсовывала воспоминания о деве, чьи глаза были глубже, а волосы темнее самых потаенных уголков Чертогов.
— Эдвен, — прошептал Тингол и сделал шаг к брату. — Ты отведешь меня к ней?
— Конечно, — кивнул Ольвэ, улыбнувшись. — Ты сделал правильный выбор, брат.
— Так значит, новый мир? — с вдохновением на лице спросила Лехтэ и, положив на колени вышивку, посмотрела куда-то в пустоту перед собой. Или за горизонт?
Она сидела у распахнутого в их покоях окна, на фоне пронзительно-синего, без единого облачка, неба, окруженная нежным золотистым сиянием, ласкавшим кожу и отражавшимся в густых, рассыпанных по плечам волосах. Атаринкэ, прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди, невольно залюбовался женой.
— Да, — ответил он несколько мгновений спустя. — Это неизбежно. Скоро нам всем придется собираться в путь.
— Что ж, так тому и быть, — кивнула нолдиэ и перевела серьезный взгляд на мужа. — Но мне, по крайней мере, теперь стало понятно, о чем говорил дед в своем предсказании.
Куруфин вопросительно поднял брови, без слов предлагая пояснить, и Лехтэ охотно продолжила:
— Да, теперь все окончательно встало на свои места. И очевидно, что там, в этом новом мире, у Тьелпэ родятся как минимум еще два сына, ведь было предсказано, что Аркалион станет старшим. И мне уже интересно, каким он будет? Хочется поскорее с ним познакомиться, научить чему-нибудь. Ой, а ведь еще нужно будет помогать сыну осваиваться на новом месте! Ведь всем квенди наверняка предстоит много дел, и даже для меня, я полагаю, найдется работа. Нужно будет строить дома, искать воду, растить еду. Быть может, местные плоды будут подходить нам? А еще…
Она все говорила и говорила, и глаза ее светились внутренним, идущим из глубины фэа огнем все ярче. Наконец, Искусник поднял руку, призывая жену к вниманию. Та замолчала и поглядела вопросительно.
— Все эти дела очень нужные и важные, — начал он серьезно, и в глубине его глаз мелькнуло выражение напряженного размышления, — но я предлагаю тебе прямо сейчас ненадолго остановиться и, может быть, вставить в этот план одним из пунктов нашего будущего ребенка.
На лице Лехтэ промелькнуло выражение глубокого изумления:
— Ты ведь больше не хотел детей, — напомнила она.
— Э-э-э, нет, — не согласился муж, — я считал, что в условиях Клятвы подобное невозможно, а это не одно и тоже.
Жена не нашлась, что ответить, и развела руками. Покачав головой, она встала и несколько раз прошлась по комнате из угла в угол. Наконец, она вновь села у окна и заговорила:
— Что ж, я не против. Даже скорее наоборот. Но, Курво, раз ты теперь вместе со своим отцом занят установкой, то времени ребенку уделять не сможешь. По крайней мере, не столько, сколько необходимо для его правильного, гармоничного развития, а так быть не должно. Может, мы вернемся к вопросу о ребенке после того, как работа будет завершена?
Мгновение Атаринкэ молчал, очевидно обдумывая, а после ответил:
— Что ж, я согласен. Ты права.
— А я пока попробую заново привыкнуть к мысли о малыше. Ведь я действительно думала, что наше время детей завершено.
— Не рановато ли? — не удержался он и ухмыльнулся. — Нам с тобой еще и тысячи лет нет.
Несколько секунд длилось густое, тягучее, словно мед, молчание, вдруг показавшееся обоим невыносимо тягостным. Атаринкэ резким движением оттолкнулся от косяка и, подойдя к жене, посмотрел на нее внимательно сверху вниз. В глазах его мелькнуло непонятное выражение, пугающее и одновременно манящее. Лехтэ чуть заметно вздрогнула, но взгляда не отвела.
— Скажи, — заговорил в конце концов муж, — когда мы с тобой в последний раз проводили время вдвоем?
— Что? — в первое мгновение растерялась Лехтэ.
— Я имею в виду не короткие встречи за завтраком или ужином, не объятия на ложе, а совместные прогулки. По ночному саду или верхом в полях.
Жена пожала плечами:
— Не помню. Сейчас попробую сообразить. Вероятно еще…
Искусник нетерпеливо махнул рукой:
— Не надо, и так понятно. Какие тут, в самом деле, могут быть мысли о детях, если жена уже забыла, когда муж в последний раз оказывал ей знаки внимания.