Однако оказавшись в комнате, Куруфин понял, что часть вещей так и осталась не разобранной. На полках давно удобно расположились различные справочники, труды отца и других нолдор, но времени разобрать сборники стихов и сказаний у него не было, также как до сих пор стоял ни разу не открытым большой сундук с одеждой — Искуснику хватало той, что была сложена в их общую с сыном сумку. Вздохнув, он все же решил заняться делом. Бережно выложив книги и свитки на кровать, Куруфин разложил их по авторам, а затем отделил прозу от стихов. Конечно, часть следовало отнести в библиотеку, ведь многие работы могли быть интересны и другим нолдор, однако самые любимые он решил оставить в своих покоях. Вскоре еще несколько полок шкафа перестали быть пустыми, а вызванный верный аккуратно унес оставшиеся книги в читальный зал.
Теперь можно было и посидеть в кресле, погрузившись в мир интересных сказаний, но, начав разбирать вещи, Куруфин решил довести дело конца и впервые в Белерианде открыл большой сундук.
Судя по всему, собирал его тогда в Амане Тьелпэ, потому как он сам точно не мог бы положить тонкую шелковую рубашку рядом с шерстяной коттой. Искусник доставал и одежду сына, складывая ее в отдельную стопку на кровати, остальное тут же находило свое место в шкафу. Еще одни штаны отправились на полку, когда на свет показалась следующая вещь. Украшенное кружевами и расшитое бисером и камнями ярко-алое торжественное платье Лехтэ.
Куруфин замер и даже на миг крепко зажмурился, надеясь, что ему показалось. Когда он открыл глаза, вечерний наряд супруги все еще был в сундуке. Бережно взяв его в руки, Искусник провел рукой по материи, вспоминая, как когда-то давно она скрывала тонкий стан жены, что прижималась к нему в танце. Непрошеные картины прошлого оглушительным водопадом хлынули на него: тот бал в Тирионе, их прогулка по саду, поцелуи и объятья, и блестящие в свете Тельпериона глаза любимой, их покои во дворце и эта мудреная застежка… Не удержавшись, он перевернул платье и обнаружил обыкновенные в общем-то крючки — видимо, тогда он очень торопился, раз уж они показались ему сложными.
Горько улыбнувшись воспоминаниям, Куруфин аккуратно повесил платье супруги к себе в шкаф. А когда вещи в сундуке закончились, еще три оказались рядом с тем, алым.
Искусник сам занес одежду сына к нему в комнату и, пожелав хорошего отдыха, поднялся на стену крепости, где в одиночестве провел несколько часов, глядя на звезды и на запад.
На утро был назначен отъезд, однако Финдекано не спалось.
На Бритомбар уже опустилась ночь, и в отдалении тихонько перекликались стражи. В саду под окнами пели цикады, а если прислушаться, то можно было различить плеск моря, ласкающего каменный причал.
Отчего-то казалось, что он не сделал еще самого главного. Глядя в узорчатый, расписной потолок, нолдо раз за разом перечислял мысленно все дела, но так и не смог обнаружить промашки. Решив, что дальше мучиться бесполезно, Фингон встал и, проворно одевшись, вышел подышать свежим воздухом в сад.
Пронизанный серебристым светом Исиля воздух обволакивал, а в отдалении тихонько перекликались ночные птицы. Нолдо вздохнул и, сунув руки в карманы котты, пошел по дорожке, петляющей меж деревьев.
Задания отца все выполнены, указания Турукано оставлены. Тогда отчего так тянет, зовет фэа?
«Понять бы еще, куда именно», — подумал он отрешенно и, остановившись, ласково погладил ствол дерева — темный, шероховатый и чуть влажный.
Набежавшее было на ладью Тилиона облако растаяло без следа, и весь сад — трава, цветы и листья, чуть слышно шелестящие на ветру — засеребрился, так что даже на мгновение стало больно глазам.
— Я так и знала, что ты придешь, — услышал он поблизости тихий ласковый голос, и, обернувшись, увидел деву, еще совсем юную, лет примерно сорока.
— Армидель, — узнал он ее. — Дочь владыки Кирдана.
— Верно, — подтвердила она.
— Ты ждала меня?
Та в ответ весело пожала плечами:
— Хотела кое-что сказать. Будьте осторожны на подъезде к горам.
— Там что-что должно случиться? — нахмурился Финдекано.
— Не знаю, — ответила честно дева. — У меня нет дара предвидения, как у отца.
— Тогда почему предупреждаешь?
— Ветер нашептал.
Нолдо нахмурился, не совсем уверенный, что правильно понял ее слова, и все же подумал, что пренебречь ими было бы непростительным безрассудством.
Армидель посмотрела внимательно в его лицо, и Фингону вдруг на один короткий миг показалось, что у него закружилась голова.
— Не поймешь никак? — догадалась она. — Конечно, ты нолдо, нэр, вам тяжелее, чем прочим.
Она сделала приглашающий жест, предлагая вместе пройтись, и сын Нолофинвэ с готовностью пошел с ней бок о бок по направлению к морю. Армидель тем временем продолжала:
— Ваша проблема в том, что вы видите в Белерианде прежде всего противника, которого необходимо одолеть, а не доброго друга. Но если открыть ему свое сердце, то он станет твоим помощником. Нисси в этом смысле проще, а тебя я могу попробовать научить. Хочешь?
Он обернулся и серьезно посмотрел на спутницу:
— Да, конечно.
Ее серебристые волосы блестели, соперничая с лучами Исиля, а на юном лице легко читались мудрость и понимание.
— Тогда закрой глаза, — велела она, — так будет проще. Нет, разум открывать ни в коем случае не надо, этом может быть опасно. Распахни душу, сердце. Вот так, все верно.
— Это отчасти напоминает осанвэ.
— Так и есть. А теперь попробуй представить себя частью этой земли. Впусти ее в себя. Позволь ветру заглянуть в самые отдаленные уголки фэа. Проникни силой мысли в глубины земли, в толщу воды. Услышь их. Что они говорят тебе?
Ее голос журчал, словно ручей на равнине. Фингон старался дышать глубоко и ровно. Он и сам не мог бы сказать, сколько времени прошло, но вскоре ему начало казаться, что у него получается.
— Опасность. Горы, — сказал он резко, открывая глаза. — Орки.
— Вот и мне подробнее услышать не удалось, — вздохнула она. — Я спрашивала отца, но он не видит. У него есть дар предвидения, это правда, но он не всесилен. Будьте очень осторожны.
— Я постараюсь, — пообещал Фингон.
— Надеюсь, эта земля тебе станет другом, как и мне, — ответила Армидель, и сын Нолофинвэ, взяв ее ладонь, осторожно поднес к губам и поцеловал пальцы.
— Благодарю тебя.
Одевалась Лехтэ тщательно и вдумчиво, чтобы в спешке ничего ненароком не перепутать. Сначала штаны и рубаху, затем поддоспешник, кольчугу, наручи и перчатки. Натянув сапоги, она заплела волосы так, как это делают нэри-воины. С непривычки было странно и неудобно, однако укладывать их в женскую прическу она не рискнула, чтобы не выделяться из отряда слишком сильно, а оставлять их распущенными все же было опасно — за длинные пряди враг мог легко ухватить и стащить с коня.
Подойдя к зеркалу, она нахмурилась и еще раз придирчиво себя оглядела.
«Пожалуй, издалека меня и правда можно принять за юного нэра», — решила она. А большего и не требовалось.
Накинув на плечи дорожный плащ, подарок фалатрим, она оглядела еще раз покои и, убедившись, что ничего не забыла, подхватила сумки и отправилась во двор.
Там ее уже ждали. Владыка Кирдан с супругой, мрачный Турукано, исподлобья поглядывающий на происходящее, Итарильдэ, которая ей приветливо улыбнулась, Финдекано, о чем-то сосредоточенно беседующий с командиром отряда верных Тарионом, и десяток воинов-фалатрим под началом Острада.
Вместе с воинами морского народа в их отряде набиралось тридцать два эльда.
— Ясного утра, — поприветствовала она собравшихся, и в ответ ей раздался нестройный хор голосов.