Лютиэн же приблизилась к Даэрону и притворно огорченно покачала головой.
— Что опечалило тебя, певец Дориата? Почему так грустна ныне флейта?
— Приветствую вас, принцесса, — он низко склонил голову. — Прошу простить, что вновь огорчил своей музыкой, но моя фэа не может радоваться — она любит и любит безраздельно.
— Только не это! — вздохнула синдэ. — Не начинай, пожалуйста. Ты знаешь, что я восхищаюсь твоими балладами, но мое сердце не тянется к тебе. Впрочем, я ведь не запрещаю тебе видеть меня, разговаривать и, помнишь, мы даже танцевали. Ох, как горячи были тогда твои ладони, — глаза Лютиэн сверкнули, заставив Даэрона вздрогнуть.
— Не надо, — тихо проговорил он. — Пощадите. Я… моя фэа почти сожжена этим чувством.
Принцесса внимательно посмотрела на менестреля.
— Ты ошибаешься, — почти весело сказала дева, — она сможет страдать еще очень долго.
Несчастный вздрогнул и взглянул на любимую глазами, полными слез.
— Почему вы так жестоки, принцесса? Что я вам сделал? — спросил он в отчаянии. — Моя фэа страдает с вами и без вас. А другие эльдар говорят мне, что любовь — это счастье. Оставьте меня, раз не желаете быть моей.
Даэрон развернулся и отправился прочь, не глядя под ноги и по сторонам. Ему было все равно, куда идти — измученная душа желала покоя и чего-то еще, чему менестрель пока не знал названия.
Артанис нашла его через несколько дней, одного, в лесу, безмолвно сидящего под раскидистым буком и смотрящего прямо перед собой.
— Ясного дня, Даэрон, — произнесла дева.
Молчание было ей ответом. Тогда Галадриэль села рядом и взяла менестреля за руку. Тот вздрогнул и посмотрел на нее с недоумением.
— Когда ты ел?
— Не помню.
— Держи, — дева протянула ему лембас.
— Не хочу, — безэмоционально ответил Даэрон.
— Надо. Ешь, — приказал Арафинвиэль.
Тот подчинился и принялся жевать.
— Лучше? — спросила она.
— Пожалуй.
— Хочешь добрый совет?
Немного подумав, Даэрон кивнул.
— Оставь Менегрот на какое-то время. Побудь на границах, порадуй стражей своим голосом, — посоветовала Артанис.
— Зачем? — поинтересовался синда.
— Знаешь, я порой словно вижу грядущее, — призналась Нервен. — Там, на рубежах тебя ждет счастье. Настоящее, подлинное. Но обретешь ты его через боль.
— Не хочу.
— Счастья?
— Боли.
Галадриэль задумалась.
— Нет. Боль принесет тебе спасение и счастье.
— Позволь сыграть тебе, дева Артанис, — попросил он.
Галадриэль кивнула и расположилась удобнее, прислонившись к широкому стволу. Она ожидала услышать очередную балладу, посвященную Лютиэн, но вместо этого менестрель исполнил новый мотив, который она назвала песней надежды.
Чарующие звуки еще не до конца растворились в лесу, когда Даэрон встал и, чуть поклонившись Галадриэль, скрылся за широкими стволами, двигаясь, как и сказала дева, к границе и своей судьбе.
— От верных, уехавших с нашими гостями, по-прежнему нет вестей? — как-то за ужином спросила Армидель.
Владыка фалатрим поднял голову, внимательно посмотрел на дочь и покачал головой:
— Ты ведь знаешь, прошло слишком мало времени, чтобы они успели добраться до цели и вернуться назад.
Армидель незаметно вздохнула.
— Я понимаю, — отозвалась она. — Но все равно волнуюсь.
— Если придут известия, я непременно сообщу тебе, — пообещал Кирдан.
— Спасибо, папочка!
Быстро покончив с ужином, дева вскочила и, поцеловав отца в щеку, побежала в сад. Остановившись перед широкими мраморными ступенями, она подобрала юбку и запрыгала вниз на одной ноге, пытаясь развлечь себя.
Вечер плавно перетекал в ночь. Взошедший на небо Итиль посеребрил травы, листву на деревьях и воды залива. Остановившись, Армидель подняла голову и, прищурившись, улыбнулась, но после вновь резко погрустнела. Все последние недели мысли ее неизменно возвращались к одному и тому же — к их недавнему гостю Финдекано. Конечно, раньше, чем воротятся верные, известий вряд ли стоило ждать, но это не означало, что дева оставалась спокойна.
Она вновь вздохнула и пошла по дорожке сада туда, где в ночь перед отъездом состоялся их разговор. Присев на траву под деревом, она пристроила подбородок на коленях и посмотрела вдаль. Перед глазами ее вновь, уже в который раз за последние дни, встало лицо посла, его улыбка и добрый взгляд, и дева ощутила, как на душе потеплело.
«Стоит, пожалуй, попробовать написать его небольшой портрет, — подумала она. — Вот так, по памяти. Заодно и попрактикуюсь».
Если пейзажи она умела рисовать достаточно хорошо, особенно море, которое, как и все фалатрим, беззаветно любила, то лица у нее выходили немного похуже. Однако Армидель не сдавалась, настойчиво тренируясь.
«И все-таки, как там Финдекано?» — вновь подумала она. Ждать известий больше не было сил. Кажется, настала пора прибегнуть к иному проверенному способу.
Армидель вскочила на ноги и побежала в сторону ближайшего холма. Обратив лицо к востоку, туда, откуда дул теплый, ласковый ветер, она закрыла глаза и распахнула фэа. Так, как совсем недавно учила его.
Сердце при мысли о Финдекано вновь трепыхнулось, а душа устремилась туда, где не так давно скрылся из виду отряд.
Ветер шептал, стремясь поведать о том, что видел во время пути, и дева старалась понять его речь. Перед мысленным взором ее представали видения: широкие поля и бескрайнее небо, места, где так хорошо резвиться, играя кронами деревьев и волосами редких путников. Эти забавы он-проказник очень любил. Однако скоро иные картины открылись Армидель, и она вздрогнула, тревожно нахмурившись.
Дрожала земля, и ветер испуганно метался, чувствуя приближение тварей Тьмы. Отряд нолдор, едущий на север, разделился, и тот, к кому стремились думы юной девы из фалатрим, остался, чтобы принять бой. Зазвенели клинки, и Армидель испуганно вскрикнула. Орков было слишком много! Ее нолдо бился отчаянно, яростно, но того, чем закончилось сражение, узнать было не суждено — ветер улетел, не в силах больше выносить присутствие тварей, и Армидель, открыв глаза, без сил опустилась на траву. «Как узнать мне, чем все закончилось?» — пульсом в висках билась мысль, но от волнения дева не могла сообразить, что следует сделать.
Тяжело поднявшись на ноги, она отправилась бродить по саду, затем неторопливо пошла к пристани и долго сидела на берегу, всматриваясь в серебристую ночую даль.
«Отправься к Сириону и спроси его воды», — шептали волны. Дева вздрогнула и постаралась вспомнить недавно увиденные картины. Кажется, река протекала неподалеку от того места, а, значит, сможет поведать о дорогом ее сердцу нолдо.
Когда на востоке забрезжил рассвет, Армидель поднялась и пошла назад во дворец. За завтраком она попросит отца дать ей сопровождающих и отпустить на прогулку.
Идриль сидела на берегу моря и удобной палочкой рисовала на песке. Чаще всего это были дома: высокие и низкие, с башнями и без, с садами и палисадниками. Иногда у нее получались и фонтаны со скульптурами.
Мысли девы все время возвращались к тайному городу, что замыслил построить ее отец. Она предполагала, что тот захочет сделать его похожим на Тирион. Несмотря на то, что Идриль любила то место, где родилась, она не желала видеть новое королевство нолдор точной копией Аманского града. Оно достойно иной судьбы, своей. И долина Тумладен не заменит никому Туны, что навеки осталась в памяти изгнанников.
Быстро затерев ладонью свои наброски, Итариллэ встала и отряхнула платье. Анар стоял в зените, и стоило принести обед отцу, который, как обычно, был занят военной подготовкой фалатрим. Насколько дева помнила, сегодня он планировал отработать парное ведение боя на мечах, а это означало, что ей придется немного прогуляться.