Дом был окружён высоким забором, но тяжёлые ворота привратники открыли графу беспрепятственно, завидев карету с гербом. Единственная подъездная аллея, обсаженная с двух сторон густым кустарником, вела к центральному входу, у которого кучер и остановился.
Александр вышел из кареты и внимательно оглядел фасад дома, выложенного из серого камня. Все окна были занавешены плотными тёмными шторами, едва ли пропускающими достаточно солнечного света, на каждом окне стояли толстые решётки, словно в тюремных казематах. Дом казался вымершим — ни одна штора в окне не шевельнулась, выдавая чьё-нибудь присутствие, ни одна дверь не скрипнула. Это было странно.
Граф подошёл к тяжёлой входной двери и дёрнул за ручку — дверь оказалась заперта. Он громко постучал в неё дверным молоточком и прислушался. Сначала ничего не было слышно, но через пару минут раздался шаркающий звук шагов и скрежет отпираемого засова.
В дверях показался щуплый и низенький пожилой человек, одетый в мещанское платье.
— Чем могу служить, сударь? — услужливо осведомился он у посетителя, неуклюже поклонившись.
— Мне необходимо поговорить с управителем сего заведения, милейший, — ответил Александр. — Это срочно. Передайте, что я не расположен долго ждать.
— Сию минуту доложу, извольте обождать немного, сударь, — пожилой привратник снова поклонился и со всей подвластной его возрасту скоростью направился куда-то вглубь холла, оставляя Александра ожидать у двери.
Через несколько минут к графу вышел седой врач, отвечающий за порядок в доллгаузе и лечение пациентов — доктор Фридрих Майер, немец по происхождению.
— Доброе утро, сударь, я — доктор Майер, — учтиво поклонился он Александру, — позвольте полюбопытствовать, с кем имею честь?
— Доброе утро, господин Майер, я — граф Бутурлин, — ответил Алекс, протягивая руку эскулапу. — Я хотел бы обсудить с Вами одно деликатное дело. Приватно, разумеется.
— Рад служить, ваше сиятельство, прошу за мной, — и доктор Майер, сделав пригласительный жест рукой, повёл посетителя в конец длинного коридора, где располагался его просторный кабинет.
Ему не впервой было принимать в своей лечебнице титулованных дворян, и почти у всех к нему были одни и те же вопросы. Чаще приезжали мужчины, реже — молодые жёны дряхлых аристократов. Кто-то из них хотел избавиться от выживших из ума старых родственников, после кончины которых наследникам должно было достаться большое состояние; кто-то — от надоевшей жены или немощного мужа, чтобы поскорее упасть в объятия любовницы или любовника. И предприимчивый доктор всегда рад был оказать услугу богатым и именитым гостям, иногда принимая в ряды пациентов абсолютно здоровых людей, тем более, что за молчание ему всегда щедро платили.
Ведя по коридору очередного богатого «клиента», доктор Майер гадал: от кого же нужно избавиться этому статному молодому красавцу? Наверное, от престарелого дядюшки или тётушки, а может, и задержавшегося на этом свете родителя. Предвкушение очередного крупного вознаграждения приятно взволновало эскулапа, внутренне он уже потирал свои короткие, пухлые руки от нетерпения.
Войдя в дверь, которую открыл перед ним эскулап, Александр бегло огляделся по сторонам. Кабинет доктора был уютно обставлен новой дорогой мебелью красного дерева, в нём даже до сих пор пахло свежей краской — видимо, совсем недавно здесь сделали ремонт. Едва ли прижимистый император так щедро спонсировал нужды простого доктора-немца, приставленного приглядывать за душевнобольными. Да… видимо, доктор Майер явно не бедствует. То ли у него настолько большое жалование, то ли…
— Прошу Вас, присаживайтесь, ваше сиятельство, — доктор подвинул гостю удобный стул, обитый малиновым бархатом, прерывая этим размышления графа. — Позволите предложить Вам что-нибудь? Может, чаю или кофе? Или… чего-нибудь покрепче?
— Не стоит беспокоиться, доктор, я хотел бы сразу перейти к делу, — ответил Александр, опускаясь на предложенный стул.
— Ну что ж, в таком случае, я весь внимание, — ответил Майер, присаживаясь за свой рабочий стол.
— Я хотел бы поместить в Вашу лечебницу свою супругу, — Александр решил сразу начать с главного. — Но о её пребывании здесь никто не должен знать, по крайней мере, пока. Разумеется, я щедро оплачу все Ваши неудобства.
— О конфиденциальности можете не беспокоиться, ваше сиятельство, но прежде… позвольте полюбопытствовать, каковы симптомы у Вашей супруги? — спросил доктор. — Почему Вы решили, что она повредилась рассудком? Или… Вам угодно поместить её сюда под видом больной?
— То есть… как это? — не понял Александр. — Разве сюда попадают здоровые люди?
— Ну… не вполне здоровые, но такое иногда случается, в… исключительных случаях, так сказать, — замялся немец, покрываясь румянцем от смущения. — Видите ли, сударь, иногда знатные господа отправляют сюда своих жён или мужей, чтобы те… немного поправили своё здоровье… на время, не навсегда… и мы всегда готовы помочь таким людям. У нас есть отдельные комнаты, уютные и комфортные, где знатные дамы и господа не пересекаются с другими больными и живут в тех условиях, к которым привыкли.
Александр пронзительно глядел на доктора, догадавшись, наконец, о чём тот говорит. В Англии он не раз слышал о подобной практике: знатные аристократы, бывало, избавлялись от опостылевших жён таким недостойным образом — жестоко и банально запирая их в стенах психиатрической лечебницы, откуда те никогда не могли уже выйти. Как это цинично и удобно, и вполне в духе современной прогнившей системы, с её показной набожностью и двойными стандартами: раздражает старая жена, так и долой её с глаз, только раньше несчастных женщин запирали в монастырях, а теперь появились доллгаузы.
— Нет, боюсь, что Вы меня неправильно поняли, господин Майер, моя супруга действительно проявляет признаки расстройства психики, — ответил Александр, стараясь сохранять спокойствие. — Она в последнее время стала агрессивной, выдумывает какие-то несуществующие опасности, врагов, якобы преследующих её… Я думаю, что опасно оставлять её среди нормальных людей. Возможно, ей ещё можно помочь и вылечить. У нас маленький ребёнок, и я хотел бы, чтобы его мать снова стала нормальным человеком, если это возможно, разумеется. Что же до конфиденциальности… я не хотел бы, чтобы в свете стало известно о столь деликатной проблеме моей семьи.
— Поверьте, я понимаю, что Вы чувствуете, ваше сиятельство, — кивнул врач, — но… если у человека появились какие-либо признаки расстройства душевного равновесия, последствия, как правило, необратимы. Даже если нам и удаётся на время улучшить состояние пациента, расстройство может вернуться в любой момент, и быть спровоцировано любыми сильными переживаниями — как негативными, так и позитивными. Болезнь, как дамоклов меч, до конца жизни висит над головой больного. Увы, такова суровая действительность, сударь.
— Скажите… а какова вероятность того, что наша дочь может унаследовать от своей матери склонность к такого рода расстройствам? — с тревогой спросил Александр.