— О чём это ты? — испуганно пробормотала она, сразу сникнув и побледнев. — Какое дело? Причём тут я?!
Александр по-прежнему не отпускал её, всё крепче сжимая плечи жены, его взгляд потяжелел и стал холоднее льда и острее лезвия бритвы. Таким давящим взглядом обычно смотрят полицейские ищейки, с которыми Жаклин имела несчастье несколько раз столкнуться в ранней юности, когда обитала в самых грязных трущобах Лондона, периодически попадая в различные переделки.
— При чём тут ты? — тихо, вкрадчиво переспросил Алекс. — О, не скромничай, дорогая! Я думаю, что именно ты подбросила князю фальшивые любовные письма, которые якобы Адель писала мне.Ты — самое заинтересованное лицо в ссоре Владимира Кирилловича и его супруги. И ты сейчас мне всё расскажешь об этом! Сама. Или… всё равно расскажешь, но в другом месте и уже не мне. Выбирай.
— Но мне нечего рассказывать! — очень искренне возмутилась Жаклин, стараясь вырваться из рук мужа. — Я понятия не имела о том, что ты переписываешься с этой… бесстыжей потаскухой! Для меня это тоже шокирующая новость!
Безжалостные мужские пальцы на хрупких плечах Жаклин сомкнулись ещё крепче, и она невольно застонала от боли, судорожно пытаясь разжать их своими слабыми руками. Жестокая, звериная решимость появилась во взгляде Александра, и графиня, вспомнив, как он уже однажды дал ей увесистую пощёчину, засомневалась в том, что муж не осмелится причинить ей физический вред. Он внезапно превратился в хладнокровного монстра, готового на всё, чтобы вытрясти из неё правду, даже на крайние меры.
— Посмей ещё хоть раз повторить это, и я переломаю тебе кости, — медленно, разделяя слова, произнёс Алекс, притягивая перепуганную Жаклин ближе к себе.
Внезапно он отшвырнул её на ближайший стул, и тут же крепко пригвоздил к нему, снова опустив руки на плечи, на которых точно останутся синяки от его пальцев. Она попыталась было встать, но Алекс сжал её так сильно, что послышался хруст суставов, а Жаклин тут же вскрикнула от острой боли.
— А сейчас ты расскажешь мне всё… или мои пальцы сомкнутся уже на твоей белоснежной шейке! — пригрозил он не терпящим возражений тоном. — И не вздумай врать — мне многое уже известно. В частности: я нашёл эти злосчастные записки, они находятся у меня, и только от твоей откровенности зависит, передам ли я их графу Бенкендорфу или брошу в камин. Поверь, в его ведомстве найдутся отличные мастера своего дела, которые быстро разберутся, что Адель их не писала. А когда они начнут искать того, кому было выгодно так подло опорочить княгиню, ты станешь первой подозреваемой! А потому, договоримся так: я задаю вопросы, ты — честно отвечаешь. Поверь, если тебя будут допрашивать в жандармерии, ты очень быстро им всё расскажешь, даже то, в чём неповинна.
Сказать, что Жаклин испугалась — не сказать ничего, она просто задыхалась от ужаса, буквально физически ощущая, как на её шее медленно затягивается грубая, шершавая верёвка.
— Я ничего такого не делала… — тонко и жалобно всхлипнула Жаклин, немедленно призвав на помощь слёзы, которые раньше всегда безотказно действовали на мужчин. Заплакать сейчас ничего не стоило, а страх лишь облегчил эту задачу — из очаровательных голубых глаз француженки хлынули настоящие потоки слёз.
Но Алекс, проигнорировав её излюбленный приём, грубо схватил жену за запястье и заломил одну руку за спину так, что Жаклин показалось, что у неё сломана кисть, а перед глазами поплыли цветные круги от боли. Она снова издала короткий, пронзительный крик и закусила губу, опасаясь ещё сильнее разбудить в муже зверя.
— Тише, моя дорогая, это пока лишь растяжение, — тихо сказал граф, склоняясь к её уху, — ещё одна опрометчивая ложь — и будет уже небольшой перелом. Итак, начнём. Первый вопрос: кто написал поддельные записки? Ты?
— Д-да… — заикаясь, выдохнула Жаклин, давясь теперь уже вполне искренними слезами.
— Где ты взяла образец почерка Адель? — продолжил свой жёсткий допрос Александр.
— Нашла у тебя в гардеробной коробку с письмами… там была её записка, — упавшим голосом ответила она, окончательно сдаваясь.
— Ах вот оно что — ты снова вернулась к своей излюбленной привычке рыться в моих вещах! — презрительно усмехнулся граф. — Кто бы сомневался! Где ты научилась так виртуозно подделывать почерк?
— Какая разница? — не сдержавшись, грубо огрызнулась Жаклин, которую слепила ярость от своего поражения. — Я прошла хорошую школу жизни на «дне» Лондона, к твоему сведению. Там я научилась выживать, как дикое животное, живущее в стае, и делать многие полезные вещи, в том числе и подделывать любой почерк. Всегда подозревала, что этот навык мне очень пригодится рано или поздно!
— А я полагал, что мне известно, где дно твоей души, Жаклин… — с горечью и презрением заметил Александр. — Было время, когда я считал, что смогу со временем привыкнуть к тебе, и мы сможем попробовать стать семьёй ради дочери. Но ты… ты — настоящее исчадие ада. Ты хоть понимаешь, что своей грязной клеветой загнала честного и благородного человека в могилу?
— Я — исчадие ада?! — яростно взвизгнула Жаклин, выплёвывая слова ему в лицо, словно яд. — Как легко обвинять меня во всех смертных делах, мой благородный граф, но не замечать черноты в собственной душе! Ты можешь переломать мне все кости, можешь передать жандармам и бросить в тюрьму, но этот поступок не сделает из тебя праведника, любезный муженёк! На твоих руках тоже немало крови, или я ошибаюсь? Разве это тревожит твою совесть?
Александр вдруг ослабил хватку и медленно убрал руки с её плеч, отступая на несколько шагов. Он сложил руки на груди и выжидающе посмотрел на жену. Кажется, она решила высказаться откровенно: что ж, это даже к лучшему. Давно им пора расставить все точки над «i». Может быть, он узнает ещё что-нибудь полезное о грязных делишках супруги.
Едва оказавшись свободной от стальной хватки его пальцев, француженка тут же вскочила и на всякий случай отступила, встав с другой стороны стола, чтобы успеть выскочить в дверь, если понадобится бежать. Хорошенькое личико Жаклин изменилось до неузнаваемости: оно буквально посерело от гнева, пунцовые губы сжались в тонкую линию, голубые глаза потемнели и сузились в щёлки, а взгляд стал поистине хищным. Ни дать, ни взять — дикая кошка, готовая к броску. Сейчас он для неё стал врагом, серьёзным противником, но никак не мужчиной, за любовь которого она совсем недавно была готова на всё.
Александр снова ощутил ту будоражащую смесь азарта и опасности, которая всегда вскипала в его крови во время жестоких схваток с бандами головорезов на золотых приисках Северной Каролины. Если уж он выжил в тех кровавых поножовщинах с крепкими мужчинами, то с Жаклин точно справится, даже если она отважится вцепиться ему в горло или попытается выцарапать глаза.
— Да, я убивал, и не раз, — спокойно согласился он. — Но я никогда не отнимал жизнь у невинного человека, а ты сделала именно это. Мои поступки всегда были продиктованы самозащитой, а ты совершила хладнокровное, тщательно спланированное убийство. Князь не сделал тебе ничего дурного, а ты убила его этими проклятыми фальшивками и клеветой, как если бы сама спустила курок пистолета. Впрочем… для тебя самой такой исход стал неприятной неожиданностью, не так ли? Ты-то рассчитывала совсем на другое!
Последнюю фразу Александр бросил столь издевательским тоном, что услышал, как Жаклин скрипнула зубами от гнева. Она действительно меньше всего желала смерти князя Оболенского. Она очень хотела, чтобы он увёз свою потаскушку-жену куда-нибудь подальше от Петербурга — обратно в Италию, например, или в Париж, да хоть к чёртовой матери, лишь бы подальше от Алекса! Ну кто же мог ожидать, что этот крепкий на вид старичок окажется настолько хилым?! А теперь получается, что ненавистная соперница освободилась от своего старого мужа, и отныне ей ничто не помешает практически открыто принимать Александра в своём доме! И благодарить за своё избавление княгиня Оболенская должна именно Жаклин!