О, ну почему она такая везучая, эта проклятая княжна?! Что бы Жаклин ни придумывала, всё оборачивается против неё самой, а эта надменная кукла постоянно остаётся в выигрыше! Это несправедливо, в конце концов! У неё с самого рождения было всё, о чём можно только мечтать, она не знала тех трудностей, что познала Жаклин, она росла любимым ребёнком, её ласкали, одаривали дорогими подарками, холили и лелеяли… Так почему же княжне Вяземской понадобился именно тот мужчина, которого полюбила она — Жаклин? Урождённая аристократка, Адель имела огромный выбор — самые богатые и родовитые молодые красавцы могли пасть к её ногам, стоило только поманить пальцем! Но нет же, она, как назло, мёртвой хваткой вцепилась именно в Александра Бутурлина! И даже свою байстрючку, прижитую от него, родить не побоялась, да ещё и подкинула её Оболенскому!
Нет… не получит она Алекса! Не будет этого, даже если Жаклин придётся убить её! Ненависть к Адель в этот момент была так сильна в её сердце, что француженка не сомневалась в том, что она лишит соперницу жизни при первой возможности, остаётся только выбрать самый изощрённый способ, чтобы та мучилась дольше.
— Да, я и не думала убивать князя! — злобно процедила она, понимая, что отрицать очевидное уже бессмысленно. — Напротив, я хотела попросить его о помощи. И он поверил мне, я знаю! Я думала, что он устроит скандал жене, и они просто уедут из Петербурга. А ты постепенно забудешь о ней. Я сумела бы помочь тебе забыть…
— Какая чушь, Боже мой! — трагически рассмеялся Алекс, закатывая глаза. — Ты просто беспросветно глупа, Жаклин! Ты зациклилась на своём бреду. Между мной и Адель нет и никогда не было никакой тайной связи. Она была моей лишь один единственный раз, в ту ночь, когда мы зачали Софи, а это случилось ещё до её свадьбы с князем Оболенским.
— Ты врёшь! Я знаю, что ты спишь с ней с того дня, как она возвратилась в Петербург! — прошипела Жаклин, сжимая кулаки. — Вы постоянно пялитесь друг на друга, словно дикие звери в брачный период! Даже на вчерашнем приёме вы ничуть не смущались ни присутствия князя Оболенского, ни моего! Она едва из платья не выпрыгнула, стараясь тебя соблазнить!
— Ты судишь Адель по себе, и в этом твоя главная ошибка, — презрительно смерил её взглядом граф. — Но она — не ты, она никогда не позволит себе нарушить брачные обеты. А князь… ты целенаправленно использовала его ревность, заставив сомневаться в верности Адель. Это подло и грязно, Жаклин. Хотя, кому я говорю о подлости? Разве тебе знакомы какие-то понятия о чести? Ты никогда не гнушалась пользоваться самыми грязными способами для достижения своих целей. Читать чужие письма, дневники, рыться в личных вещах, шантажировать — для тебя это вполне приемлемо.
— И не думай, что я когда-нибудь устыжусь того, что сделала! Я отвоёвывала своё право быть с тобой, а для этого все средства хороши! И всегда буду вести себя так, отстаивая свою любовь! — выкрикнула графиня. — Не нужно ей было вставать между нами, тогда бы ничего этого не случилось!
— Любовь? — по красивому лицу графа Бутурлина пробежала гримаса брезгливости. — Ты не имеешь понятия, что это такое! Любовь — это самопожертвование, а тебе знакома лишь одна голая похоть, которую ты в своём больном, воспалённом воображении возвеличила до уровня любви.
— Вот, значит, как?! Что-то я не припомню, чтобы ты жаловался, когда не вылезал из моей постели ночами напролёт! — истерически расхохоталась в ответ Жаклин, запрокидывая голову. — Лицемер и притворщик — вот кто ты такой! Разве не ты называл меня своим чудом, самой горячей, желанной и страстной из всех женщин, что были у тебя до меня? Или у тебя хватит духу утверждать, что я выдумала это? Я ни за что не поверю в то, что эта полудохлая кукла с рыбьей кровью доводила тебя до такого экстаза, какой вызывала я!
— Что и требовалось доказать, — спокойно ответил Алекс. — Кроме похоти, тебе апеллировать нечем. Но, что бы ты ни делала, я никогда не перестану любить её, понимаешь? Я много раз говорил тебе: я люблю её не только за то, что она прекрасна и желанна, но за то, что душа её чиста и благородна, в ней есть милосердие, сострадание, она думает не только о себе… в отличие от тебя! Она способна жертвовать собой ради других, а ты — лишь расчетливая эгоистка, хищница, знающая только один способ добиться своего — избавиться от всех препятствий на пути. Даже если препятствия окажутся невинными людьми!
— О, но в таком случае, если она — такой чистый, невинный ангелочек, то скажи мне одну вещь, дорогой: зачем ей нужен мерзавец вроде тебя? — издевательский смех Жаклин прозвучал громко, резко и вульгарно. — Она, может, и не собиралась изменять мужу, ну, а ты? Я даже не заикаюсь о том, что ты клялся у алтаря хранить мне верность, ибо уверена, что ты не колебался бы и мгновения, согласись она стать твоей любовницей, ведь так? И плевал бы ты на то, что она — жена твоего крёстного отца! А всё потому, что ты давно уже растерял всю свою хвалёную дворянскую честь, жизнь приучила тебя ставить свои желания выше принципов, потому что на дне иначе не выжить! Мы с тобой похожи, любимый, мы прошли через грязь, запачкавшись в ней по самую макушку, и отмыть её с наших душ уже не получится. Со мной ты будешь намного счастливее, чем со своей идеальной Адель, ведь когда она узнает тебя до конца, то ужаснётся и снова сбежит на край света. Её так называемая любовь мигом улетучится, так что, ты должен быть благодарен мне за то, что я расстроила ваш брак!
— Ты выдаёшь желаемое за действительное, Жаклин, ты просто больна! Как бы тебе ни хотелось обратного, Адель любит меня, любит несмотря ни на что, даже узнав грязные тайны моего прошлого, — спокойно заметил Алекс. — Довольно философствовать, Жаклин, речь сейчас идёт о доведении человека до смерти, которое ты совершила. Ты — убийца, и это невозможно чем-либо оправдать.
— Что ты собираешься делать? — вдруг сжалась Жаклин, глядя на мужа испуганным, умоляющим взглядом. — Неужели ты сможешь отправить меня на виселицу?
Он замешкался с ответом лишь на мгновение, но Жаклин тут же ухватилась за это, усмотрев в поведении мужа терзающие его сомнения. Решившись на последний, отчаянный шаг, она вдруг бросилась перед ним на колени, отчаянно цепляясь за полы его сюртука. Её глаза были такими молящими, а искусанные до крови губы дрожали, как у испуганного ребёнка.
— Любимый, прошу тебя… не отдавай меня жандармам! Мне так страшно… поверь, я раскаиваюсь в том, что сделала, но… я же не думала, что князь умрёт! Я клянусь тебе, что больше никогда и близко не подойду к твоей княгине! И пальцем её не трону! Я так люблю тебя, Алекс, безумно люблю, неужели ты не понимаешь? С самого первого дня, когда мы познакомились, я уже это знала. С первой нашей ночи я поняла, что ты — мой идеал мужчины… и должен быть моим, и только моим… что я никому тебя не отдам! Ну, почему… почему я не заслуживаю твоей любви? Посмотри на меня — я ведь тоже красива и желанна… чем я хуже её? Я готова ради тебя на всё, любовь моя! Только скажи, чего ты хочешь? Какой я должна стать, чтобы ты любил меня?
Её истерические рыдания, казалось, могли бы разжалобить и камень, не то что мужчину. На мгновение сердце Александра сжалось, глядя на заплаканную женщину, униженно распластавшуюся у его ног. Правильно ли он поступает с ней? Не слишком ли жестоко? Всё же, она родила ему ребёнка, она — его жена, он делил с нею ложе.