Однако, вспомнив испуганную Адель, которая несколько часов назад также отчаянно всхлипывала в его объятиях, он поспешно одёрнул себя. Жаклин больна, не нужно забывать об этом! Возможно, в этом нет её вины… как и его вины нет тоже. Ей нужно квалифицированное лечение под присмотром докторов, иначе может случиться новая беда, а он поклялся себе не допустить этого. Он не может рисковать жизнями других людей, оставляя всё как есть.
— Успокойся, я не собираюсь выдавать тебя полиции, — сухо ответил он, но всё-таки подал жене руку, помогая подняться на ноги. — Ты — моя жена, носишь мою фамилию, а нашей семье не нужен такой скандал. К тому же… князь умер от сердечного приступа, а о записках никто не знает… я обнаружил их случайно. Но это не значит, что я забуду о твоём поступке! Ты не можешь больше оставаться здесь после случившегося.
— Я клянусь… — начала было Жаклин, но тут же осеклась. — Ч-что ты задумал? Отправишь меня в деревню?
— Нет… — он запнулся, собираясь с духом. — Я отвезу тебя в другое место, где о тебе будут заботиться. Не волнуйся, никто не узнает о том, что ты ускорила конец князя Оболенского. Я обещаю молчать о твоём преступлении, но и ты должна мне пообещать, что будешь вести себя тихо и спокойно. Тогда… я попытаюсь помочь тебе.
— Я не понимаю… куда ты отвезёшь меня? — прошептала Жаклин, начиная подозревать что-то очень плохое. Печаль и вина в глазах мужа заставили её испугаться ещё сильнее.
— Я покажу тебя доктору, Жаклин. Ты должна понять, что больна, — как можно спокойнее ответил граф, обеспокоенно наблюдая за тем, как Жаклин постепенно начинает догадываться о чём он говорит. — Доктор сможет помочь тебе, если, конечно, ты сама захочешь, чтобы тебе помогли. Пойми, твоя болезненная ревность и ненависть — это ненормально.
— Ты решил упечь меня в доллгауз?! — недоверчиво вскрикнула она. — Ты… ты думаешь, что я чокнутая?!
— Я этого не сказал, — с нажимом ответил он. — Ты немного не в себе, но этой беде можно помочь. Главное, желать выздоровления, так говорит доктор, и я ему верю. Подумай о Катрин: ты же хочешь, чтобы она видела тебя здоровой и спокойной? Ты хочешь, чтобы мы растили её вместе?
— Хочу… — пространно пробормотала Жаклин, в то время, как её мозг лихорадочно работал.
— Вот и замечательно! — обрадовался Александр, облегчённо выдыхая. — А сейчас ступай к себе и собери вещи. Доктор уже ждёт нас, я говорил с ним сегодня. Я буду навещать тебя очень часто, обещаю, и буду привозить к тебе Катрин. Я вовсе не хочу, чтобы наша девочка забыла свою маму.
Александр безбожно кривил душой, и про себя просил прощения у Бога за эту ложь. В действительности, он совсем не желал, чтобы его дочь растила эта опасная женщина. При мысли о том, что девочка может когда-нибудь стать копией своей сумасшедшей матери, граф приходил в ужас. Он совсем не хотел разделять любовь к своим дочерям, хотел любить обеих совершенно одинаково, но страхи о возможной плохой наследственности Катрин сводили его с ума.
Если Жаклин официально признают сумасшедшей, и доктор выдаст письменное свидетельство об этом, Александр будет иметь право подать в Синод прошение о расторжение брака, и он желал этого всем сердцем. Жаклин, как колода, повисшая на его шее, тянула его на дно. Он не верил, что её можно вылечить и снова сделать нормальным человеком. Скорее всего, скрытое безумие уже давно таилось в ней и вырвалось наружу, приняв вид болезненной любви к нему, любви, отягощённой маниакальной ревностью.
Жаклин прекрасно понимала, что сбежать муж ей ни за что не позволит. Скорее всего, за дверью стоят лакеи, которые тут же схватят её, стоит лишь сделать попытку к бегству. Неужели она угодила в ловушку? Как же ей поступить?
Стараясь не паниковать и дать себе время обдумать ситуацию, графиня прикинулась покорной овечкой и направилась к себе, сопровождаемая мужем. Он вызвал её камеристку и велел собрать в сундук минимум необходимой одежды и белья. Дав жене время на сборы, он покинул её комнату, обещая ждать в гостиной.
Через два часа карета с гербом графа Бутурлина снова въехала во двор психиатрической лечебницы. Хоть граф и обещал, что привезёт жену после захода солнца, он был рад, что ему не пришлось ждать до вечера, а Жаклин не устроила очередной безобразный скандал. Он всерьёз опасался, что ему даже придётся связать её, чтобы запихнуть в карету, и её неожиданная покорность внушала беспокойство. Неужели она что-то задумала или выкинет очередной фокус в самый неподходящий момент? А может, подгадывает момент, чтобы выскочить из кареты и сбежать?
Несмотря на опасения супруга, всю дорогу Жаклин молчала, будто её оглушили. Она надела тёмное-коричневое строгое платье и шляпку в тон, и сидела напротив мужа, скромно сложив свои маленькие ручки на коленях и уставившись отсутствующим взглядом в окно. Каждый жест, взгляд, едва слышный вздох были направлены на то, чтобы вызвать у супруга, и без того расстроенного, новые муки совести. И, судя по тому, как часто он украдкой поглядывал на неё, это действовало.
Жаклин вышла из кареты и медленно направилась к входной двери с видом королевы, покорно, но гордо поднимающейся на ступени эшафота. Она спиной ощущала скорбный взгляд мужа, кожей чувствовала раздирающие его сомнения и жалость к ней. Отлично, это именно то, чего она и желает! Пусть он мучается своей виной, пусть страдает от собственной жестокости!
В том, что она рано или поздно выберется из доллгауза, Жаклин не сомневалась ни минуты. Если бы её наивный муженёк знал, через какие переделки ей пришлось пройти за свои двадцать четыре года жизни, он бы понял, что лечебница для душевнобольных — это просто ерунда для неё.
Так или иначе, но она выйдет отсюда, и гораздо быстрее, чем думает Александр Бутурлин. Способ она отыщет.
Доктор Майер оказался сама любезность. Он учтиво приветствовал новую пациентку и её супруга, поцеловал Жаклин ручку и пригласил в свой кабинет.
Так он велел подать гостям чаю и рассказал Жаклин о лечебнице, в которой ей предстояло провести неопределённое время. Судя по его словам, здесь был просто рай для отчаявшейся, заблудшей души. Он говорил мягко, вежливо, умильно улыбался, а Жаклин про себя поражалась его наивности и тупости.
Вот идиот! Она прекрасно знает, что в доллгаузы попадают не для того, чтобы возвращаться. Неугодных людей сюда сдают, словно барахло старьёвщику. Вот и её супруг от неё избавляется, как от ненужного, надоевшего хлама.
Но он ещё пожалеет об этом, не будь она Жаклин Бонье! Графиней Бутурлиной она себя больше не считает, ибо своим поступком граф окончательно подвёл черту под тем фарсом, который именовался их браком.
За такой поступок Алекс непременно заплатит. Они все заплатят: и эта высокородная сучка — княгиня Оболенская, и её отродье, которое она родила от Александра, и старая карга — вдовствующая графиня Бутурлина, так презирающая свою навязанную невестку, и, возможно, их обожаемая Оленька, которая пуще остальных ненавидит Жаклин… Да, все они заплатят!
Кротко прощаясь с тем, кого ещё час назад она обожала, Жаклин даже не подняла глаз — лишь подставила щёку для короткого, смазанного, фальшивого поцелуя. Граф, несомненно, держит лицо перед доктором, а сам с удовольствием удавил бы её, чтобы завтра же сделать предложение своей любовнице! Жаклин вдруг ощутила желание воткнуть нож в его чёрное сердце прямо сейчас, сию минуту…