Лихо развернувшись во дворе и подняв снежные брызги, машина замирает, послушно затихая. Игорь вылетает из неё, щёлкая по сигнализации. Почти бежит к подъезду. Его вдруг охватывает страх. А вдруг?.. А вдруг он опоздал, как бывало всегда, когда он подбирался слишком близко к разгадке. А вдруг он найдёт сейчас Пряникова в луже собственной крови? В ванной. Или с ножом в горле. Или… Картины, одна ярче другой, встают перед глазами, заставляя лихорадочно стучать по кнопкам домофона. Ну же, ответьте, Андрей Васильич! Ну же! Протяжные гудки звенят по нервам, раздаётся сухой щелчок. Вызов завершён. Чёрт!
Кулак летит в дверь, и Игорь жмёт на кнопки снова, чувствуя, что сердце вот-вот пробьёт грудную клетку. Только не это! Только не сейчас! Не сейчас, слышите?!
— Соколовский? Ты что тут забыл?
Никогда ещё голос начальства не казался такой сладкой музыкой. Игорь резко оборачивается, облегчённо выдыхая, и тут же вспоминает, с какой целью приехал, моментально мрачнея.
— Нам надо поговорить, Андрей Васильевич.
Пряников смотрит на него долгим, нечитаемым взглядом, и наконец вздыхает, доставая ключи.
— Ни минуты покоя от вас, — ворчит он, открывая дверь. — Даже дома отдохнуть не даёте. Проходи, что стоишь-то!
В лифт заходят молча. Игорь пытается успокоиться. Взять себя в руки. Дышать глубоко и медленно. Пряников беззаботно напевает какой-то въедливый мотив попсового хита, звучащего сейчас из каждого утюга.
— Может, расскажешь наконец, что тебя привело? — интересуется он, едва двери лифта бесшумно расходятся.
— Давайте не здесь, — упрямо склоняет голову Игорь, думая о том, что это внезапно больно. Больно, когда тебя предают люди, которых ты уважаешь. К мнению которых прислушиваешься. К которым ходишь за советом. Твою ж мать! Сколько он ему рассказал?! О Яне, о планах, об Игнатьеве… Жалкий идиот!
Волна злости снова вспыхивает, разгоняя растерянность, и в квартиру Пряникова Игорь входит решительно, сразу проходя дальше.
— Может, разуешься сначала? — недовольно говорит Пряников, снимая ботинки. — Ты не на вызове.
— Это вы убили Игнатьева? — Вопрос в лоб.
Пряников замирает в одном ботинке, медленно поднимает голову, встречаясь с Игорем взглядом. И вдруг выдыхает, громко, тяжело. Опускаются плечи, он словно сдувается, сразу становясь старше лет на десять. Снимает второй ботинок. Говорит сухо:
— Проходи на кухню.
Игорь подозрительно щурится, но послушно разворачивается и идёт, прислушиваясь к шагам за спиной. В любой момент ожидая получить пулю между лопаток.
Но Пряников проходит следом, подходит к бару, достаёт два стакана и бутылку с жидкостью насыщенного медового цвета. Наливает в оба, свой выпивает сразу, залпом, поморщившись, и тут же наполняет заново. Садится на стул и смотрит снизу вверх на Игоря.
— Садись, Соколовский.
Игорь не двигается. Дышит тяжело, резко.
— Я сказал, садись! — рявкает Пряников. Накрывает глаза ладонью и медленно трёт виски.
— С чего ты это взял? — спрашивает глухо, не отнимая руку от лица.
— Вы служили с Фишером. В Афганистане. И были снайпером.
Пряников снова вздыхает, роняет руку на стол, качает головой. И вдруг усмехается. Беззлобно. Почти по-дружески.
— И что тебе на месте не сидится, а? Куда тебя несёт постоянно, Соколовский?
Игорь молчит, внимательно следя за малейшим движением. Всё ещё напряжён и насторожен.
— Я вам доверял, — бросает горько. — Я вам всё рассказывал. А вы!.. — Он тяжело опирается о стол, вскидывая палец и тыкая им в Пряникова. — Вы рассказывали ему всё! Всё! Как вы могли?! Как вы вообще могли?..
— Прекратить истерику! — Пряников хлопает по столу, стаканы жалобно звякают. — Прекрати истерить, Соколовский, как институтка! Мои дела с Фишером — только мои дела, и тебя они, как ни странно, никаким боком не касаются, понял! Щенок! Указывать он мне будет, как и с кем себя вести! Не дорос ещё!
Он поднимается, тянет галстук, ослабляя, потом раздражённо дёргает, срывая. Расстегивает верхнюю пуговицу, садясь обратно. И продолжает тише.
— Мои дела с Фишером или с кем бы то ни было тебя не касаются. И обсуждать их с тобой я не собираюсь.
— Всё это время вы знали, что он задумал. Знали, и смотрели, как я иду прямо в его ловушку! — цедит сквозь зубы Игорь, со злостью глядя на Пряникова.
— Я защищал тебя, идиот! — вспыхивает тот. И тут же остывает, тянется за бутылкой. Наполняет свой стакан. — Я защищал тебя, всё это время. И уж поверь мне, это было не просто!
— И убили Игнатьева, — саркастично добавляет Игорь.
— Да что ты заладил: «Игнатьев, Игнатьев!», — раздражённо бросает Пряников. — Да, это я его убил, ты доволен? Тебе какое до этого дело? Он твоего отца заказал, тебе что, его жалко?
Игорь угрюмо молит. Нет. Игнатьева ему не жалко. И лгать нет смысла. Но то, как Пряников легко об этом говорит, заставляет болезненно скрутиться желудок. Он всегда считал Пряникова умным. Слегка медлительным, прозорливым. Отличным опером. Но убийцей… Снайпером, хладнокровно положившим…
— А сколько вы убили? — внезапно интересуется он, подвигая к себе стакан. Ему срочно надо выпить. Иначе мозг взорвётся, и пуля не понадобится.
— Какая разница? — Пряников, наблюдавший всё это время за Игорем, заметно расслабляется. — Много.
— Что вы знали о планах Фишера?
— Так, Соколовский, это допрос? Не много ли на себя берёшь?
Игорь с трудом подавляет желание ответить: «Простите, Андрей Васильич» — субординация даёт о себе знать.
— Я не знал о планах Фишера, — устало говорит Пряников. — О тех, что тебя касаются, — тут же уточняет он.
— У него были проблемы с Игнатьевым. Давние счёты… — он ведёт в воздухе пальцами. — Не важно. А я был ему должен. Да-да, не смотри на меня так, каждый может иметь неоплаченные долги. Мой теперь закрыт.
Отчего-то Игорь ему верит. Сразу. Безоговорочно. Может, потому что просто очень хочет верить. Может, потому что чувствует, что Пряников говорит правду. И с души слетает камень. Он чувствует, как становится легче дышать.
— Расскажите мне о нём, Андрей Васильевич, — просит он тихо.
— Ты же понимаешь, что мы оба не жильцы, если кто-то узнает? — так же тихо отвечает Пряников.
— Знаю, — кивает Игорь. — Но мне не привыкать ходить под лезвием мадам Гильотины. А вам?
В ответ Пряников хитро усмехается.
========== 35. Я просто тень ==========
Янтарь слабо переливается почти на самом дне бутылки, когда Пряников наконец замолкает, тяжело вздыхая. Игорь молчит. Всё, что узнал сегодня, ломает мир, переворачивая с ног на голову. Начиная с того, что Андрей Васильевич убил Игнатьева, и заканчивая тем, что Фишер — настолько огромная глыба, что сдвинуть её с места практически нереально.
За что браться? Куда бросаться? И стоит ли вообще лезть на амбразуру, когда прикрывать некому? Генерал ясно дал понять — помощи здесь не жди. А теперь и Пряников говорит: «Не пытайся даже думать об этом». А что тогда? Вот так, просто, отдать ему дело отца? Плевать на Игнатьева, — Игорь своё просрал. То, что в наследство осталось. То, что выгрызалось в девяностые, то, что на крови строилось. И на маминой в том числе. Неужели кто-то всерьёз думает, что он спустит всё на тормозах?!
— Спасибо, Андрей Васильич, — тяжело выдыхает Игорь, поднимая голову. — Спасибо за информацию к размышлению. — Криво усмехается.
— Даже не думай, Соколовский! — предостерегающе начинает Пряников. Игорь только кривится, катая по гладкому столу брелок от машины. Потом кивает резко, поднимается, снова зачем-то кивая.
— Игорь! Ты куда? — в голосе Пряникова звучит угроза. И тревога. Чистая. Неподдельная. Искренняя.