— А почему я должен? — взрывается Игорь. — Ты мне кто? Мать? Сестра? Жена?! Никто! Ты сама-то многим со мной делишься? Ты сама в свою жизнь не пускаешь, а хочешь, чтобы я со всей душой нараспашку к тебе шёл?! Не лезь в мою жизнь!
— Ну ты и… — задыхается от возмущения Вика, медленно обходя стол и приближаясь. — Значит, я никто для тебя?
Он остывает моментально. Как и не было вспышки секунду назад. Вздыхает, рукой быстро по волосам проводит. А Вику уже не остановить. Она полыхает злостью, ещё немного, и начнёт огнём плеваться.
— Значит, всё это время я для тебя никем была? Для чего тебе всё это нужно было?! Поиграть?! Или ты думал, я сама отстану? А я… дура! Господи, какая же я дура! — Она замирает в шаге от него, смотрит снизу вверх. Зло, обиженно. В глазах слёзы плещутся. Напряжение, что копилось неделями, находит выход, прорывается наружу.
— Вик, — тихо говорит Игорь, пытаясь её остановить. Но Вика не слышит.
— Я даже… если вспомнить всё это… всё, что между нами было… Ну, ты и тварь, Соколовский! — Сжатый кулак бьёт по предплечью на удивление больно. Игорь от неожиданности отступает на шаг, но тут же выпрямляется, едва успевая перехватить новый удар.
— Пусти меня! — Вика дышит тяжело, надсадно. Глаза метают молнии. — Пусти! Ненавижу тебя!
— Вик, успокойся, — растерянно твердит Игорь, впервые наблюдая её такой. Взбешённой, яростной. И притягательной до безумия.
— Пусти! — цедит Вика, пытаясь вырвать руки. — Пусти, и убирайся, куда хочешь! И чтобы я тебя больше здесь не видела!
Сердце отбивает несколько ударов. Глухих, гулких. И слова, нужные, правильные, сами приходят в голову.
— Ты для меня больше, чем никто, Вик. — Она вдруг резко замирает. — Ты для меня всё…
Он целует её жадно, глубоко, резко притягивая к себе. Не думая ни о чём, что разделяет их, что стоит между, не давая быть вместе. Обхватывает руками, слегка приподнимая, прижимая сильно. Запускает руку в мягкие пушистые волосы, держит за затылок, не давая вырваться. А она и не собирается. Бросается с головой в поцелуй, цепляясь за ворот его рубашки, приподнимаясь на носочки, чтобы быть ближе. Игорь заключает её лицо в ладони, от неистовства переходя к нежности. Ласково порхает по губам, по щекам, векам. И Вика слепо тянется навстречу, боясь открыть глаза. Открыть и снова попасть в реальность.
— Я знал, что беременные не всегда адекватны, — шепчет Игорь с улыбкой в голосе, — но как тебе вообще весь этот бред в голову пришёл?
Вика молчит. Счастливо выдыхает, подставляя свой лоб под его губы. И прижимается к груди, так и не открыв глаза. Дышит им. Глубоко, жадно. В его руках уютно. Спокойно. И тихо.
========== 37. Пешки на доске ==========
— Мне правда надо идти, — шепчет Игорь куда-то в её волосы.
— Куда? — Вика открывает глаза, утыкаясь взглядом в белоснежную ткань рубашки. Холод возвращается в душу с каждым его словом.
— Появилась новая информация по Фишеру. — Она вздрагивает при звуке этого имени. Игорь прижимает её крепче, словно надеется защитить от всего мира.
— Может, хватит уже? — устало говорит Вика, кончиком пальца очерчивая стальную пуговку у его горла.
— Нет. — Он осторожно отодвигает её от себя, заглядывая в лицо. — Ты же понимаешь, я не могу сейчас отступить. Пока есть хотя бы призрачная возможность всё вернуть, я буду бороться.
— Понимаю. — Вика смиряется, а ледяной ветер уже вовсю гуляет по нервам. — Опять в тюрьму захотел? Выпускать тебя будет некому.
— Мы очень осторожны. — Игорь слабо улыбается, понимая, как жалко звучат его слова. Убирает упавший на её лоб закрученный локон. — В этот раз всё будет по-другому.
— Ты сам в это не веришь, — тяжело говорит Вика, и ныряет в его раскрытую ладонь, трётся щекой, прикрывая глаза. — Я так боюсь тебя потерять…
— Всё будет хорошо. — Его большой палец очерчивает дугу её брови, и Игорь с трудом удерживается, чтобы снова не поцеловать. Чтобы вообще не забыть о том, где они находятся, о том, что надо бежать. О призрачной мести.
Отстраняется с сожалением, улыбается весело, бесшабашно. С трудом. А раньше так легко давалась улыбка.
— Так ты отпустишь?
— Иди, — устало взмахивает рукой Вика и обхватывает себя за плечи. — Расскажешь потом, что узнал?
— Расскажу. — Он серьёзно кивает. — Заеду вечером. Можно?
— Я буду ждать.
Он уходит, не оборачиваясь. Потому что нетерпение, съедавшее все эти дни, меняет вектор. Игорь понимает, что хочет жить. По-настоящему, не местью, не борьбой. Хочет просто быть счастлив. Рядом с Викой. Хочет жить с ней. С её ребёнком. Хочет подарить им весь мир. Но для этого надо забрать то, что по праву принадлежит ему. И отдать долг Кате.
На улице холодный ветер сбивает с ног. Приходится запахнуть пальто, пока идёт к машине. Лёха сказал, что-то срочное. Был взволнован. И доволен. Что он нашёл?
У кафе, где обычно встречаются, припарковаться не получается. Приходится кружить, ища место, а нетерпение уже вовсю колотится о грудную клетку. На ходу щёлкая сигнализацией, Игорь бежит по обледенелому тротуару, поскальзываясь, распахивает дверь. Внутри после улицы кажется душно. Почти все столики заняты. Лёху он находит сразу — тот успел задремать, пока его ждал. Игорь подходит, с размаху опускаясь на стул напротив, и осторожно трогает Лёху за плечо.
— Эй, я вроде не так уж и задержался.
Голова мужчины безвольно ударяется подбородком. И только сейчас Игорь замечает застывшую дорожку крови у правого уголка губ. Резко отпрянув, он оглядывается — но никто не обращает на них внимания. Беглый взгляд на тело — удар пришёлся прямо в сердце. Крови почти нет.
Игорь прикусывает губу, чтобы не закричать. От бессилия. От очередной смерти, что легла на его плечи. И снова он виноват. Что же ты нашёл, Лёха?! Игорь осторожно обшаривает карманы — пусто. Что бы он с собой ни принёс, убийца всё забрал.
Соображай, Соколовский, думай! Не мог Лёха прийти с одной флешкой. Не мог, если информация действительно важная, принести с собой. Где он живёт? Да кто б знал… И даже если узнает — там, наверняка, уже ничего нет. Что же ты нашёл, что?!
Игорь ерошит ёжик на голове, будто это может помочь. Мысли несутся вскачь — кому звонить? Полковнику, который их свёл? Или Пряникову? Нет, генерала подставлять нельзя. Хорошо, если его участие в этом деле ещё не раскрыто. Пряников… А ему нельзя доверять. Что бы он ни говорил — доверия к нему больше нет. Кончилось.
Думай, Соколовский, думай! Снова внимательный взгляд на тело. Голова опущена, чёрный хвост лежит на плечах, сливаясь с кожаной косухой. Майка с очередной рок-группой, тяжёлый ремень с большой бляхой, перстни на расслабленных пальцах. Толстая цепь простого плетения. Боясь ошибиться, Игорь осторожно тянет за цепь, вытаскивая наружу байкерский амулет. Круг, в центр ухмыляющийся череп. На обратной стороне ладонь, сложенная в известную комбинацию из одного среднего пальца.
Осторожно расстегнув цепочку, Игорь проводит рукой по амулету — тяжёлый, выпуклый. Слегка нажимает, чувствуя, как под пальцами разъезжается в стороны металл. Открывая USB-разъём. Флешка.
Игорь вызывает полицию и скорую, только когда садится в машину. Всё, что надо, объяснит потом Пряникову. А сейчас — домой, надеясь, что на флешке всё же есть что-то интересное. Что-то, ради чего стоит умереть.
Телефон звонит, пока он стоит в пробке. Номер не определён.
— Ты уже понял, я надеюсь, что не стоит открывать рот на то, что тебе не по зубам?
Голос Фишера холоден и насмешлив. Он на коне, знает, что Игорь опять проиграл.
— Я пока даже на ваш кусок даже не облизывался, — спокойно отвечает Игорь, следя за дорогой. Интересно, сколько людей Фишера сейчас его ведут?
— Послушай меня, мальчик, и лучше не возражай. Я пощадил тебя в память о твоём отце и том, что нас связывало когда-то. Но если ещё раз увижу, как ты копаешься в моей песочнице, одними вёдрышками и лопатками не отделаешься. — Фишер делает паузу и добавляет: — Я тебе шею сверну. Сам. И не поморщусь.