— Так! — остановила она мой лепет взмахом руки. — Хватит тут распинаться! Надо — живите! Я не против. Больше будет помощи, — и развернулась, чтобы уйти обратно в дом.
— Лианем! — в груди разливалось тепло и невероятная благодарность к этой старой женщине.
— Ну что тебе еще? — ворчливо спросила она и полуобернулась.
— Спасибо! — искренне ответила я, а она только махнула рукой и отправилась дальше по делам.
Так мы и зажили втроем.
***
Что бы ни говорила мне Фаина, я не верила, что она так просто откажется от Леи. Я ждала ее на следующий день, через день и даже через неделю, но она так и не пришла за девочкой.
Более того, по деревне поползли слухи, будто я дальняя родственница матери девочки, и раз уж попала сюда, хоть и таким странным образом, то решила забрать ее к себе.
Ага, к себе... Куда к себе? Звучало все это бредово. Да, собственно, в это мало кто и верил, как бы Фаина ни старалась всех убедить. Да и не похожи мы с Леей ни капли: ни цветом волос, ни чертами лица, ни разрезом глаз, ни формой губ. Меня пытались расспрашивать, а я. слух подтвердила. Хотя на вопрос, откуда это знаю, если ничего о прошлой жизни не помню, ничего путного придумать не смогла, сослалась на зов крови.
К моему удивлению, местные удовлетворились и этим. Подобное никак не укладывалось у меня в голове и однажды утром, когда мы со знахаркой собрались в лес за травами, спросила ее об этом. Лианем объяснила мне все просто: мы с Леей чужачки, а судьба чужаков местных не очень заботит, никто не хочет кормить чужой рот.
— Но ведь Лея для них не чужачка! — удивилась я.
— Ох, Аника. Для них останешься чужаком и через сто лет.
— Но вы ведь тоже не из этих мест, но вас уважают, и, я уверена, при необходимости за вас вступятся.
Она хмыкнула:
— Уважают. И побаиваются. Потому как кто еще будет их лечить в этой глуши? Только я исключение, и на вас с Леей оно не распространяется.
Несколько минут мы молча шли до поляны, на которой растут травы, ради которых мы с рассветом вышли из дома. До нее еще довольно далеко, и я переживала о Лее, которая до обеда осталась в доме одна. Но это уже не первый раз, когда мы вот так ее оставляем. Жизнь в деревне быстро приучает к самостоятельности даже маленьких детей. Брать же ее с собой в такую даль было нельзя — ребенок устанет быстрее, чем мы пройдем четверть пути.
Внезапно Лианем спросила:
— Неужели так заметно, что я не отсюда?
— Заметно. Мне заметно.
Снова помолчали.
— Ты права. Когда-то я жила в Бравеле, главном городе провинции Ливерия, что в двух неделях пути отсюда.
Я уже знала, что государство, в котором я очутилась, называется Аллирия. Оно поделено на несколько провинций, и меня занесло в Варнев.
Мы обошли небольшой овраг, стараясь не нацеплять на юбки репей, и старушка снова заговорила:
— Сейчас кажется, что все это было не со мной. Я тогда молодая была, — она с грустью на меня посмотрела. — Такая, как ты, наверное. Любила работать с отцом в губернаторской оранжерее, знала о цветах все. А какие выращивала розы! Сама леди Розалинда, жена губернатора, приходила ко мне и спрашивала, что я для этого делаю...
Мы остановились немного передохнуть, я прислонилась к широкому стволу дерева, каких в нашем мире и не видела, и привела по его шершавой коре ладонью. Лианем глубоко ушла в воспоминания, опершись на свой походный посох. На ее лице блуждала улыбка.
— .А потом появился он: молодой лорд Варнинг. Я тут же в него влюбилась. Такой красивый, веселый, благородный. Вокруг него всегда вились такие же благородные леди. Но он обратил внимание на меня — так мне тогда казалось. — Она грустно усмехнулась.
— Это я потом поняла, что он мне улыбался, чтобы я ему цветы покрасивее срезала, а потом в нем просто азарт взыграл: я ведь ни под каким предлогом не соглашалась в какой-нибудь каморке покорно пасть в объятия столь прекрасного кавалера. Где ему было понять, что я просто берегла себя для единственного, женой которого мечтала стать? А когда я ему об этом заявила, рассмеялся. Это меня жутко ранило, ведь я, глупая, надеялась, что именно он станет этим единственным. Где была моя голова? Ведь родители не раз втолковывали, что благородный никогда не женится на простолюдинке, пусть даже и с зачатками магии. Если бы он тогда отступился, моя жизнь была бы совершенно другой, более счастливой и легкой...
Женщина тяжело вздохнула и продолжила путь, я же молча последовала за ней, боясь неосторожным словом спугнуть эти откровения.
— .Молодой виконт слишком любил получать все, что пожелает, даже если это неприметная садовница. Однажды он пришел ко мне и. позвал замуж. Я обрадовалась. Ты бы знала, как я тогда обрадовалась! Вот только потом он добавил, что его родители будут против этого мезальянса, а потому единственный способ пожениться — это сбежать и обвенчаться в каком-нибудь селе в храме Пресветлого. Так и оказалось, что я, никому ничего не сказав, сбежала из дома. Эх, дуреха, даже с сестрами не поделилась! Ведь обещала ему. Только вот до храма мы так и не доехали. Остановились по дороге в каком-то трактире, а там «только один свободный номер». — Она грустно на меня посмотрела, но было видно, что у нее уже давным-давно все переболело, и сейчас она просто делилась своей историей. — Трудно ли уговорить влюбленную девушку, которая уверена, что ее благородный возлюбленный завтра на ней женится? — Ответа, конечно, не требовалось, и она, помолчав, продолжила: — А утром он, ничего не говоря, просто отвез меня обратно. Не буду тебе рассказывать, что меня ожидало дома, — невесело усмехнулась, — но со временем родные смягчились, когда поняли, в какое глухое отчаяние я впала. Честно говоря, следующие несколько месяцев я помню с трудом. Кажется, что-то ела, спала, что-то делала. Предательство ударило по мне слишком сильно. Еще оказалось, что я беременна и на таком сроке, что избавляться от дитя поздно. Апатия слетела сразу, только вот сестры. Они ведь младше меня и совсем скоро должны были войти в пору замужества, а тут такой позор для семьи, на них бы никто и не посмотрел после такого. И так уже ходили неприятные слухи обо мне — виконт ни от кого ничего и не думал скрывать. В общем, отец мне дал денег, сколько мог, посадил в караван и отправил подальше с глаз к какой-то его дальней родственнице. И путь наш лежал по границе с государством Гургунов. Хотя какое там у них государство? Одно слово — кочевники! Вот они-то на караван и напали и всех, кто остался после этого в живых, угнали в рабство.