- Подожди. Как это общее? Для меня это непонятно.
- Оно непонятно не только тебе. Я не думаю, что все собравшиеся в тот день на площади слышали одно и тоже. В этой музыке каждый из присутствующих слышал нечто свое. Возможно, что-то заветное и дорогое, а скорее всего понятное только ему одному. В этой музыке были и классика, и романс, и как сейчас говорят попса, и джаз с роком. Это трудно объяснить, но музыка как-то внезапно врывалась в твое сознание, завладевала тобой и уже не оставляла до самого конца.
Я скажу тебе, что услышал в ней. После первой части так поразившей меня, я начал слышать звук, издаваемый листвой деревьев, когда ты в тишине прогуливаешься по лесу. Затем она плавно переходит в нежный рокот маленького ручейка у подножия родника. Затем этот рокот усиливается. Тебе уже слышится не только шум ручья, но и рокот морских волн, которые, плавно переговариваясь, накатываются на берег.
Вскоре я услышал, что звук переходит в шум сильнейшего прибоя. Вот уже слышится, как огромные волны, поднятые шквальным ураганом, с грохотом разбиваются о прибрежные скалы. Эта мощь урагана поглощает все твое естество. В душу закрадывается неведомое чувство страха перед этой необузданной стихией. Но постепенно звук затихает, и тебе уже слышится легкий всплеск. Это от спокойного дыхания моря, вода мелкой рябью накатывается на песчаную отмель. Но вскоре тебе уже слышится шум дождя, и тебя уносит в промозглую дождливую осень. Постепенно тебя отпускает, и уже слышится легкий ветерок, который закручиваясь в фонтанчики, шуршит опавшей листвой.
На душе теплеет, и тебе кажется, что ты идешь по мягкой листве в осеннем лесу. Тебе кажется, что так будет вечно, что мягкое осеннее солнце будет светить и ты будешь наслаждаться шелестом листвы и пением лесных птиц, но ты ошибаешься. Вскоре уже слышится, как легкий ветер набирает силу. Звук усиливается и уже слышишь не осенний ветерок, а студеный ветер зимней пурги. Постепенно ветер затихает. Ты слышишь потрескивание мороза, а иногда и легкое прикосновение снежинок к твоему лицу. Ты при этом невольно прикасаешься рукой к тому месту, куда упала снежинка, и понимаешь, что это только кажется.
Володя после этих слов замолчал на некоторое время, затем глубоко вздохнул. Тряхнул головой, словно избавляясь от услышанного, и продолжил:
Я не могу сказать, да и слов таких не смогу подобрать, чтобы описать тебе весеннее наваждение, которое навеяла мне эта музыка. Казалось, я слышал все: и пение птиц, и крик ночного филина, и даже звук весеннего солнца, если вообще есть такое понятие в природе.Я смотрел на Жорку, и видел его голубые глаза, устремленные вдаль. Казалось, что в этот миг он отрешен от реальности, и его распахнутая душа слилась в унисон с душой инструмента. На мгновение мне стало страшно, что в эту обнаженную душу может войти нечто недоброжелательное, ведь он, казалось, был в этот момент совершенно незащищен, а отрешен от внешнего мира.
Сказать, что я был поражен увиденным, это не сказать ничего. Я смотрел и думал, как Жорка умудряется из этого инструмента извлекать такие звуки, мне до сих пор непонятно. Я за время нашего с ним знакомства не раз слышал в его исполнении разную музыку, но всегда он исполнял по-разному. Он хорошо исполняет песни, посвященные Великой отечественной войне. С удовольствием исполняет песни Магамаева, Ободзинского и других исполнителей, но всякий раз у него получается совершенно по-другому. Как он может импровизировать, мне не понятно.
Хочу сказать, что когда он закончил играть, я посмотрел на собравшихся людей. Все стояли с какими-то одухотворенными лицами. Казалось, что никто из них не в силах пошевелится. Краем глаза я увидел, что на крыльце стояли артисты из филармонии, приехавшие дать концерт. Некоторые из них были кто полураздетый, кто наполовину загримирован. Они все вышли послушать музыку.