Это все, что я хотел вам сказать. Естественно, мне есть еще что добавить, но простите, не буду, я и так себя в данный момент почувствовал на месте председателя колхоза. Я больше не буду вам читать морали, вы все взрослые люди, да и не мне вас воспитывать. Одно хочу сказать, и это последнее. Односельчане, мне, бандиту, стыдно за вас. Я очень огорчен, и постараюсь больше не появляться в нашей деревне. Просто мне стыдно смотреть вам в глаза. Вот теперь все.
Белка отвернулся от сельчан. Не знаю, может только мне так показалось, но я увидел, что глаза его были влажными. Я до этой минуты, как и многие знал его, и действительно считал его бандитом и рецидивистом. Я думал, что человеческая мораль чужда ему, но после этого разговора я по-другому стал его воспринимать.
- Ты правильно подумал, Володя. Он правильно сказал, что последние годы многие судьбы искалечили. Особенно подвержены этой напасти оказались участники афганских событий. Многие из них потерялись в тех сложных ситуациях, которые их ждали после увольнения в запас. Многие из них, не найдя поддержки у общества и власти, подались в бандиты, и это тоже реальность. Многие как Белка занимались рэкетом и вымогательством, но при этом не теряли той удивительной искорки доброты и сострадания, которыми должна быть наполнена человеческая душа.
- Я согласен с тобой. Таким же оказался и Белка. Жаль парня. Ладно, что теперь жалеть. Я вот думаю, что у нас мало времени до процесса, а ты еще до конца не рассказал, что происходило дальше. Я правильно понял, что это далеко не конец?
Белка подошел к одиноко стоящей семье Жорки.
- Граф, ты прости меня за мой невоздержанный язык, но они меня достали. Хотя чему здесь удивляться, деревня, она по всей России одинакова, тебе ли этого не знать.
Затем Белка махнул своим рукой.
- Братва, несите мой сюрприз.
Один из помощников поднес старый потрепанный футляр, в которых хранят музыкальные инструменты. При виде этого футляра у Жорки засветилось лицо.
- Андрей, братишка, неужели в нем то, о чем я сейчас думаю?
- Жора, ты правильно думаешь, это именно твой аккордеон, который мы потеряли после того знаменитого боя в Афгане.
Шум вокруг прекратился, всех заинтересовало столь странное событие. Белка открыл футляр. Яркий свет солнца отразился на белоснежных клавишах и перламутре отделки инструмента. Это действительно был аккордеон знаменитой немецкой марки ROYAL STANDARD. Такого инструмента мне видеть еще не доводилось.
Что было самым удивительным, то это то, что инструмент был явно трофейный, но сохранился превосходно. Сам инструмент был небольшим, но с большим набором регистров, и не только на голосах, но и на басах, что делало инструмент привлекательным и ценным. Ты знаешь, как-то не вязалось у меня в голове то, что инструмент сохранился так удивительно хорошо, а футляр был совершенно потрепан. Я думал, что для такого инструмента можно было заказать новый футляр, но я оказался не прав.
Много позже я узнал, что человек, который привез его из Германии, взял его в одной из комнат бункера в Рейхстаге. На крышке футляра и сейчас можно разобрать потертую запись «Берлин, взял лично, 1945 г.». Естественно, запись сильно потерта, но, тем не менее, ее можно разобрать.
У Жорки при виде инструмента светилось лицо, а его голубые глаза горели от восхищения. Мне даже показалось, что в уголках глаз блестели росинки слез.
- Андрей, ты где его взял?
- Ты не поверишь, но нашел я его в Ростове на рынке. Я шел по рынку и на самом выходе увидел прапорщика Медянко. Ты должен помнить его. Медянко был у нас некоторое врем старшиной роты, когда мы были в Афгане. Так вот, смотрю, наш знакомец сидит на маленьком стульчике и продает прекрасный инструмент. Я, наверное, прошел бы мимо, но все же мы были однополчанами. Я подошел ближе. Смотрю, он весь налился краской и засуетился, собираясь уйти. Меня это насторожило. Я, как ни в чем не бывало, поздоровался. Стал расспрашивать о жизни и все такое. Он с неохотой, но все же рассказал, что уже в отставке. Пенсия маленькая, вот и приходится ненужное барахлишко продавать. Я этому естественно не удивился, но меня привлекла одна деталька. Помнишь, еще когда мы были в Союзе, как раз перед отправкой в Афган, кто-то из ребят помогал снять инструмент с полки в каптерке и случайно порезал об осколок стекла кожу на футляре с нижней стороны.