Хотя, конечно, если припомнить всякие фильмы и романы, то это мгновение может быть равно нескольким часам. Или таких глубоких обмороков не бывает? С биологией у нее было хуже, чем с французским языком.
И вот теперь она лежала, размышляя о своем удачном обмороке, дающем ей время. Но попытки себя заставить думать, как именно ей поступить, не удавались. Мысли путались в голове, и гениальных идей по собственному спасению не рождалось.
- Простите меня, мадемуазель, - заговорил д’Орбье, заметив, что девушка пришла в чувство после манипуляций служанки. - Поверьте, я не предполагал, что так испугаю вас. Я весьма сожалею.
Врет, лениво подумала Лиза. Он только рад такому повороту. Ведь теперь ей глупо отрицать любые его подозрения. А он может требовать все, чего пожелает. Буквально на веревочке водить ее.
Мишель, убедившись, что хозяйка пришла в себя, вновь молча отступила в сторону, хотя на лице очевидно читалось любопытство.
Граф, придвинув кресло, смотрел на Лизу внимательно, но с сочувствием. По крайней мере, неплохо его изображал.
- Что вы хотите? - хрипло спросила девушка. - Вы узнаете все, что сможете… и отдадите меня инквизиции?
- Ну что вы! – мягко улыбнулся он.
- Тогда что же?
- Я говорил. Всего лишь жду, что вы поделитесь со мной тем, что вам известно.
Лиза помолчала, обдумывая.
- А если я совру?
- Это может неприятно закончиться. Для всех.
- Угрожаете? Беспомощной даме? - попыталась надуться девушка.
- О, лишь озвучиваю истину.
Да, не очень-то он и галантен, мысленно вздохнула Лиза.
- Как вы докажете свои подозрения относительно меня?
Все же лежание на кушетке дало свои плоды, можно подобрать хотя бы шаткие аргументы. Да и вести беседу так удобнее для нее, делая вид, что еще слишком слаба.
- Вы забыли? Это, видимо, от обморока, - ласково, будто ребенку, принялся объяснять граф. - Ваш документ, его копия у меня. У меня есть доказательства не только того, что он написан не на языке вашей далекой страны… этого времени.
- Не представляю, как вы это докажете, - воодушевилась Лиза. - Только то, что я из иной области страны?
- О! Неплохо, - засмеялся д’Орбье. - Но ваш обморок выдал правду. Лучше любых слов.
- Никто не слышал, что вы мне сказали, - девушка приподнялась, опираясь на локти. - Вы говорили так тихо, даже Мишель не знает, о чем. Я скажу, что вы сделали мне непристойное предложение.
- И вам поверят, - продолжал посмеиваться гость. - Я ими славлюсь. Но на них еще никто не жаловался.
- Значит, я буду первой.
- И что же, вам не страшно предстать перед судом?
Граф снова иронизировал. И Лиза не очень понимала, отчего он так спокоен. Что она еще упускает?
- Обвиняйте! - уверенно кивнула она.
Д’Орбье поднялся, будто в задумчивости отошел к окну. Лизе же подумалось, что он сейчас подаст кому-то на улице знак, сюда ворвутся люди в черных одеяниях…
- Вы озадачили меня, - вдруг произнес граф.
- Тем, что посмела возразить?
- Тем, как вы возражали мне.
Лиза удивленно заморгала. А что она должна была говорить?
- Насколько я помню, сударыня, вы еще не сменили веру, - продолжил гость. - Я прав?
- Да. Я пока только думаю, - сбивчиво принялась объяснять девушка, сообразив о своем шатком положении.
Вот и отдадут ее, как еретичку!
- Думайте, - граф, прищурившись, смотрел на нее. - Я полагал, именно об этом вы мне и напомните.
- Ну… и об этом… - совершенно терясь, отозвалась Лиза.
- Любопытно, - пробормотал д’Орбье, словно разговаривая сам с собой. - Весьма, я бы сказал.
- Что именно?
Граф тихо засмеялся.
- Знаете, я уже не очень уверен в том, что вы можете рассказать мне что-то ценное. Действительно ценное.
- Объяснитесь!
- Пожалуйста. На балете, когда я обратил ваше внимание на господина кардинала, вы смотрели на него так, словно перед вами полубог, не менее! И далее, когда он подошел к вам.
- Вам это должно быть понятно, раз вы узнали обо мне, - попыталась внести ясность девушка.
- Узнал? Скорее, заподозрил. И уверился в этом, только когда вы так удачно упали в обморок.
Лиза усмехнулась, сама она уже свой обморок удачным не считала. Оказывается, она им подтвердила не столько свой страх, сколько свое появление в этом мире.
- Я не глупец горожанин, чтобы так легко поверить в подобное, - пояснил граф. - Но принять то, что единственно объясняет все, должен, как человек, ставящий разум выше чувств и веры.
- Отбросьте все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался, - прошептала Лиза, вспоминая слова Шерлока Холмса.
- Что, простите?
- Это из одной книги.
- Вашего времени?
Лиза промолчала.
- Вы напрасно меня так боитесь, - хмыкнул гость. - Я сказал уже, мои наблюдения меня удивили.
- Тем, что я так высоко думаю о Ришелье?
- И этим тоже, - подтвердил д’Орбье. - Странная оценка человека, безусловно, выдающегося, но все же не бога. Ныне и вовсе находящегося в довольно шатком положении.
- И все же…
- Да, это может быть объяснено событиями последующими, - тут же согласился граф. - Но ваша защита от суда инквизиции все подтвердила. И теперь я не уверен, что мне необходимы такие знания.
Лизе не хотелось ощущать себя круглой дурой. Но именно так она себя сейчас и чувствовала.
- То, что вы иной веры, лучше всего защищает вас, - кажется, собеседник понял ее молчание. - Вы не знали, что суду инквизиции подлежат лишь те, кто принял нашу веру.
Он не спрашивал, а утверждал. Лиза лишь вздохнула. Да уж. Мало того, что она заранее обожествила Ришелье, она еще и заранее расписала черной краской инквизицию. Хотя, почему она? Расписали ей - расписала она. Что для графа, правда, не имеет значения.
- Потому, - весело предложил д’Орбье, - я решил, что не буду вас пугать дальше. А лучше предложу сделку.
- Сделку? - настороженно переспросила Лиза.
- Вы рассказываете мне то, о чем я просил. Что с этими знаниями делать, я подумаю еще. Пока же я это слабо себе представляю.
- Ваша выгода мне понятна. А моя?
- Я предоставлю вам экипаж для поездки. Вы же хотели бы проведать ваших друзей-мушкетеров? Особенно некоторых, я полагаю.
Девушка отвернулась, чтобы скрыть волнение и смущение.
- А также моя дружба и моя шпага, - продолжал граф. - И, поверьте, с ней никто не решается ссориться.
***
Вспоминать было трудно. Граф особенно пытался узнать все, что касалось биографии и деталей жизни сильных мира сего, в первую очередь Франции. Лизе же история помнилась плохо.
Поэтому, после долгих запинок и слов-паразитов, девушка честно предложила просто пересказать известные ей романы. В связи с этим пришлось объяснять, откуда и почему ей известны именно мушкетеры.
- Какой глупый романчик, - задумчиво заметил д’Орбье, выслушав гостью из иного времени.
- Но, выходит, что события уже пошли иначе, - осторожно заметила Лиза. – Во всяком случае, некоторые.
- Насколько я вас понял, господину Атосу так и не довелось встретиться с бывшей супругой, - об этом девушке тоже пришлось рассказать.
Правда, сначала Лиза именно на этом месте рассказа запнулась. Ей не хотелось выдавать чужие секреты.
Но д’Орбье, видимо, поняв ее сомнения, вдруг спокойно заметил, что нет причин скрывать что-то от него. Граф сам назвал настоящее имя Атоса и кратко описал его историю. В ответ же на удивление Лизы он только пожал плечами, объяснив, что это его обязанность - знать все о людях, которые пришли служить королю, скрыв свое имя. Ну а кроме того, родители Атоса были известны при дворе, в том числе д’Орбье, который также служил еще при Генрихе Четвертом.