– Дальше только Ксенопорея.
– Ну тогда я переквалифицируюсь на двойного агента.
– Нет, ну серьёзно… это же катастрофа будет! – поддержал беседу Алакен.
– Вот заладили… я не пропаду! Меня кидали на Арену Смерти, продавали, травили, похищали, засуживали, пытались изнасиловать или убить, казнить, предать, проклясть, подставить… бог знает, что ещё! Вы думаете, что после всего пережитого Аннабель Гринден меня сживёт со свету? Да я из вредности переживу все её жалкие попытки.
– Не зарекайся… – говорил мне Дрейк и в чём-то был прав.
Но я упёртая.
– Какой бы влиятельно она не была, я ей не по зубам. А ненависть вокруг – ерунда. Тем более у Аннабель будет ещё одна непосильная задача: уничтожить гарем Блэквелла. А их он в обиду не даст.
– Ну да. Только ведь он ими и не пользуется почти.
– В смысле? – недоумевая спрашиваю я.
– Блэквелл трахает всё, что движется, но не насильно. Его гарем – прикрытие, там есть всего парочка регулярных для него девиц. Он отсеивает потаскушек от нормальных, ведь так? Сью, например, с ним никогда не спала. Блэквелл собирает рабов не для проституции, а для того чтобы защитить их от Ксенопореи. Все это знают.
Я догадывалась, но думала, что его идеализирую… а оказывается всё на самом деле так. Ведь некоторых рабынь он куда-то отправляет, и что-то мне подсказывает, что это место – Финилон-Каас, городок-утопия, где Блэквелл взращивает общество будущего с нормальными ценностями.
Снова вместо ненависти клубничный кисель.
Однако как же ему тяжело одному против всего этого грязного мира? Вся его жизнь положена на алтарь войны, но у неё есть простые человеческие желания и потребности, и не все из них может удовлетворить гарем и дорогой алкоголь.
Бедная мёртвая лань. На ней я отыгрываюсь, вымещая свою злость. Отделяя мясо от потрохов и костей, я залила тёплой звериной кровью все сапоги, но это почему-то меня успокаивает. Ведь её уже не больно, она мертва, а убила я её не для удовольствия, а для пропитания – это естественно: она – дичь, я – хищник. Об этом же ещё пели в начале «Короля Льва», а если Уолт Дисней пропустил это в массы, значит мне нечего беспокоиться.
Пушистых тебе облачков, Бэмби…
Тему рабства со мной не затевают из деликатности. Но сегодня мы уже заговорили об этом, поэтому Бальтазар спросил:
– Чтобы было с тобой, если бы он тебя не выкупил?
– Я бы умерла в тот же день. День за днём меня изматывали боями всё больше, я боялась спать, еду и воду мне не давали почти.
Лица моих друзей выражали недоумение, а я свою очередь не понимала почему.
– Ты же… с аукциона Омара Халифы?
– Начиналось с аукциона, да, – делаю паузу, вспоминая те времена без удовольствия, – Только продавать Омар меня не собирался, решил набить цену, но придержать для Роланда Вон Райна. Всё пошло вопреки его ожиданиям, когда я прямо посреди торгов отрезала ему ухо заточенной бляшкой от монисты, – я не сдержала зловещую улыбку, припоминая как это было… эффектно!
Бальтазар захлопал в ладоши и громоподобно рассмеялся, впрочем, улыбки засветились на лицах всех моим ребят.
– А потом меня на сутки подвесили к столбу за руки. Это не помогло, поэтому дальше меня привязали к лошади и гнали по всему рынку к лачугам стражи… – я говорила бесстрастно, лишь потому что знала, чем всё это закончилось, но вот мои друзья перестали улыбаться.
Физическая боль к тому моменту уже притупилась, в сравнении с той остротой, что была в самом начале. Не знаю, что тогда со мной произошло, но без особого анализа понятно, что тогда в моих мозгах что-то треснуло, надломилось. И пусть я высокомерно делаю вид, что меня не сломали – в какой-то мере так и есть, я стала лишь злее, сильнее и прочее. Цепь событий выглядит прискорбно: меня силком, а точнее ритуалом острова Убуд затащили в Сакраль. Это сопутствовалось огромным всплеском магии, что само по себе могло мои шестеренки раскидать по черепушке настолько, что мама не горюй. Дальше невольничий рынок, шок, пытки, убийства. Немудрено память стереть. Или потерять? Или тронуться умом, обретая милый трофей в виде раздвоения личности и комплекса Бога.
Уверена, что если до Сакраля я и была ку-ку, то не в таких масштабах. В Ординарисе такую бы в психушке держали, или ещё чего в этом роде.
– Ох, малышка… – с неподдельным горем в глазах воскликнул Бальтазар, – Прости, мы ведь не знали…
– Они мертвы. Все те, кто были там умерли один за другим, – отрезала я, – Не за что прощать, не о чем жалеть, у них не вышло ничего со мной сделать.
Мой Арти был бледным настолько, что мне стало жутко. Не двигался и, по-моему, даже не дышал, лишь смотрел в одну точку, пока я рубила сухожилия лани.