Алиса искала на бумаге место, где написать свой ответ, но всё было исписано и изрисовано, тогда Блэквелл достал свой блокнот, и начал листать в поисках чистой страницы. Наконец, он открыл нужный разворот, но Алиса не спешила писать, потеряв свою мысль.
– У тебя и ручка закончилась? – нетерпеливо спросил Блэквелл, но девушка отрицательно покачала головой.
Её глаза были устремлены на страницу блокнота, исписанную с обратной стороны, текста было не видно, но Блэквелл почувствовал, как Алиса пытается прочесть написанное при помощи телепатии:
– Нет, – возразил он, – Я жив, меня так прочитать нельзя.
Тогда Алиса робко протянула руку к блокноту, будто спрашивая разрешения перелистнуть, а Блэквелл не сопротивлялся.
«Возвращайся всегда.
ты слышишь?
будто не уходила вовсе.
незаметно.
как можно тише.
в мою скучно-пустую осень.
без тебя -
не хватает света.
желтокрылые серафимы
мне сказали,
что счастье – это
не терять никогда любимых».
Пальцы Алисы обвели контур страницы, будто проверяя реальность написанного, а потом на соседней чистой странице она написала:
«Кто автор?»
– Очередной влюблённый идиот наверно. Я не помню, – ответил он нехотя, – Неужели эти сопли нашли в твоём лице целевую аудиторию? Боже, Алиса…
«Это…» – Алиса медленно выводила многоточие, подбирая следующее слово, но мысли никак не обретали форму, а потом ручка и вовсе соскользнула по странице, оставляя след незаконченного диалога, потому что музыка, будучи и без того фальшивой донельзя, вовсе потеряла цельность.
Аннабель нарочно увела мелодию в другую сторону, увидев Блэквелла, склонившегося над Алисой, и сжала зубы от злости. Леди Лефрой начала злобно зачёркивать рисунок, недовольно сопя, а потом музыка резко прекратилась по воле Хозяина.
– Аннабель, довольно, – строго сказал Блэквелл и выпрямился, – Мы все поняли, как сильно ты не любишь всё, что связанно с Ординарисом.
Графиня встала с табурета и высокомерно поглядела на Алису, которая старалась не обращать внимания на презрительный взор высокородной Леди, вновь пищащей своим неприятным голосом:
– С Ординарисом? Это уже ни в какие ворота не лезет! – она указала своим аккуратным изящным пальчиком на Алису, сидящую в объятиях Герцога, – Ты вечно возишься с ней, как с любимой псиной. Пропал твой конь, весь Мордвин кинулся искать его, а не меня, в такую-то метель! Пропала грёбанная Алиса, так вся Эклекея сошла с ума! Первая полоса «Гермеса» кричала о боснословном состоянии в вознаграждение за неё! Что это? Одеваешь, как куклу, обнимаешь её, ещё в губы поцелуй!
– Что за истерики? – хмыкнул Блэквелл, – Упрекаешь меня за то, что я завёл себе питомца? Странно звучит… раз уж так пошло, то на каких правах?
Графиня театрально открыла рот и подняла брови, будто её оскорбили самым нелицеприятным образом:
– Нет, ну вы это слышали!? – на публику парировала Аннабель, хотя кроме неё, Блэквелла и Алисы, на веранде был только Лорд Айвори и Франческо, – Да ты подарил ей Форт Браска! Нормальный такой подарочек! И это вместо того, чтобы обезглавить её за государственную измену!
Алиса внезапно сжала кулаки добела и попыталась встать, но Хозяин прижал её к себе с силой:
– Есть разница в том, чтобы подарить город и заставить наводить в нём порядок.
Взгляд Алисы был слишком спокойным и ледяным, как всегда, когда она готовилась действовать быстро и жестоко, и, наткнувшись на него, Аннабель поёжилась:
– Она угрожала мне! Ударила меня об стену!
– Это не самое страшное, что она может с тобой сделать, учитывая твои выпады, Аннабель.
– И ты ей позволишь!? Мой отец никогда не подпишет с тобой ни одного договора, после такого!
– Он и так не подпишет ничего. Лорд Айвори, – позвал Блэквелл, – Расскажите на досуге Леди Гринден суть наказания членов аристократических семей за публичное оскорбление главнокомандующих, назначенных Верховной Властью. Прибавьте ещё рассказ о покушении на собственность Суверена Сакраля, тут тоже забавная история, – он сахарно улыбнулся.
– Конечно, Герцог, – неуверенно произнёс Айвори и вопросительно посмотрел на Графиню, – Аннабель, за последнее можно предстать перед Судом с последующим лишением титула и привилегий, в том числе родового поместья. А за оскорбление громадный штраф в людском эквиваленте, согласно поправке трёхлетней давности, и публичные извинения, конечно же. Я, как советник твоего отца, призываю ещё раз…