– Довольно! – крикнула Аннабель Лорду Айвори, и тот замолчал, – Скажи, – снова обратилась она к Блэквеллу, – Сколько ты тратишь на неё? Рабов так не содержат.
– Будешь мне указывать, как мне распоряжаться моими деньгами и моими рабами?
– Нет… – осеклась Аннабель и начала подбирать слова, – Ты ведёшь себя неподобающе высшей знати, Винсент Блэквелл! Из целого гарема рабов ты выбрал самое… низшее существо!
Непроницаемое лицо Герцога было плохим знаком, ведь он затаился, чтобы сделать что-то, на что решался в эти доли секунд. Он больше не шутил и не собирался уходить от ответа:
– Я никогда не вёл себя «подобающе», Леди Гринден, ведь все знают, что я – бастард, «дитя дьявола», позорище всей знати. Уверен, что в твоём доме эти слова произносили вместо прочих фраз приличия, чтобы навсегда отложить в голове своих детей.
Лорд Айвори сделал осторожный шаг навстречу, чтобы вмешаться в накалённую обстановку, но Блэквелл предупредил:
– Не лучшая идея, Айвори, уже поздно давать Графине совет держать язык за зубами, я уже зол, – хотя выглядел он скорее спокойно, но все прекрасно знали, что это даже хуже. Алиса быстро писала в его блокноте, но он не обращал внимания, и в этот момент она впервые действительно жалела, что не может говорить, – А, кстати… какая замечательная идея! – он посмотрел Блэквелл на Алису и чуть улыбнулся, – «Держать язык за зубами… – и его кольцо блеснула изумрудным блеском, а в Графиню полетела стремительная искра, которая должна была спровоцировать новый поток истерических воплей Аннабель, но они застряли в её горле, как и все звуки. Она онемела так же, как и Алиса парой часов ранее, – Вы только послушайте! – замер Блэквелл и прикрыл глаза, – Тишина – это так здорово! Восхитительно…
Но в глазах Аннабель уже появились слёзы, она сжала кулаки и была похожа на выгнувшую спину кошку. Когда она пошла в сторону закрытой беседки, Алиса попыталась встать, но Блэквелл помешал ей, шепнув на ухо уже совершенно другим голосом:
– Я не разрешал вам встать, Миледи.
«Я хочу уйти» – появились слова на листе.
– Мне жаль, что ты была свидетелем этой сцены.
«Что вам надо от меня!?»
– Алиса…
«ЧТО!?»
Он чувствовал, как она будто ощетинилась в его руках, спина была вытянута в струну и все мышцы напряжены. Она терпела его объятия и от этого в сердце защемило:
– Мне нужно, чтобы ты расслабилась и посидела со мной, – и он прижал её крепче и прикоснулся своим подбородком к её щеке, – Мне нужен глоток чистой энергии.
«Снова болит голова?»
– Заболит, если ты будешь задавать такие навязчивые вопросы. Мы можем поговорить на другую тему?
«Жаль пачкать ваш Герцогский блокнот своими рабскими строчками».
– В моём блокноте ещё много пустых страниц.
«Почему «дитя дьявола»?»
– Потому что я сын Квинтэссенции, Лис, – улыбнулся он, – По мнению отца Анны, Говарда Гринден, дьявол окрутил моего отца своими чарами, сбил с пути и появился на свет я, чтобы расколоть Сакраль на две части. Это мнение не только Говарда, оно как чума распространилось по нашему миру. Знай они, что ещё одна Квинтэссенция сейчас в моих руках, сказали бы, что дьявол всегда приставлен ко мне, что из всех ангелов Господа, до меня снизошёл лишь изгнанный из рая, – он улыбнулся, – А потом бы тебя сожгли.
«Напрасно. Я не боюсь огня…»
Блэквелл хмыкнул:
– И это ещё один повод задуматься: а может, они правы? Это странное совпадение, что обе Квинтэссенции за последний век оказываются рядом со мной. – он задумался, – Они называют твою стихию Пятой: это аналогия сотворения мира. В магической религии, земля возникла из огня и воздуха, а потом была создана вода. Всё было радужно и замечательно, но над миром сгустились тучи, и первая молния была вестником появления новой силы, которая привнесла с собой сомнения, злость, зависть и прочее.
«Это… попахивает каким-то средневековым невежеством»
– Это религия Сакраля, Алиса.
«И давно она такая?»
– Всегда была. Только у нас тоже есть два периода, как «до» и «после» Христа. Новому периоду около 350 лет.
«И кто ваш… Миссия?»
– Эдаман Вон Райн, – сказал Блэквелл, и Алиса сотряслась от смеха.
«Серьёзно?»
– На полном серьёзе, – улыбнулся он, – До него была немного другая версия, по которой в безжизненное царство четырёх стихий Квинтэссенция вдохнула жизнь.