– Как?
– Не мешай, – спокойно сказал он, – Я не дам тебе потерять любовь, ведь я знаю, как это больно. Алисы нет, больше нет… – он вдруг замолчал, – Я жил это время надеждой, что она вернётся каким-то чудом, но… – он грустно улыбнулся, – Она не вернётся.
– Я знаю… – Артемис смотрел в сторону, пытаясь подобрать слова, – Но она дала тебе детей, стимул жить дальше.
– И это удержало бы меня, будь я Примагом, но я Универсальный Архимаг, отравленный Некромантией. Я люблю своих детей… правда, но без Алисы я умру. Будучи самым сильным человеком в мире магии, в мире БЕЗ магии, я самый слабый. А Алиса – и есть моя магия. Артемис… – он сделал паузу, – С Кэт ничего не случится, я сделаю всё, но… ты должен позаботиться о наших с Лис детях. В них наше единственное будущее, в них всё будущее Сакраля, гены Элементалей и Хранителей, тот, кто будет обладать ими – будет править миром, и я хочу, чтобы это была моя команда. – он улыбнулся и вдохнул, выпуская черноту глаз, – Жди здесь.
И без слов вышел, запирая Артемиса в тайном убежище.
Катрина стояла на табуретке, а на шее её была затянута петля. Девушка была сильно испугана и то и дело поджимала губы, сдерживая истерику, но слёзы всё равно капали без конца.
– Зачем вы здесь? – устало спросил Блэквелл, держа в руках лишь любимый хлыст, и двинулся к камину.
Никто не ожидал такого появления Герцога, ведь эффект неожиданности подкрепился его спокойной медлительной походкой и усталой манерой говорить. Помимо всего прочего в его лице видели не того списанного раненного мага, которого обещал Роланд Вон Райн наёмникам, а Архимага, излучавшего хладнокровие и решительность.
Единственное, что выдавало его слабость, это еле заметная хромота, но всё же вряд ли это давало надежду оккупантам Мордвина.
Предводитель наёмников наглой походкой двинулся к Катрине и демонстративно качнул табуретку, обозначая своё преимущество:
– Мы здесь, чтобы разделить магию равноценно! Было так несправедливо лишать всего мира магии и присваивать её себе! – улыбался наёмник, прекрасно понимая, что говорит ту «правду», что распространяли газеты в жажде настроить население поствоенного Сакраля против своего Суверена.
– Отпустите девушку, ей здесь не место.
– Чудесное создание! – не унимал потоки дерзости предводитель, – Я, пожалуй, оставлю её себе.
– Как-то слишком самоуверенно меня выкинули из цепочки таких далёких событий, как обладание моей собственностью и мечтами об этом. Я жив, я здесь, – он вскинул руки, будто провоцируя своей безоружностью, – Роланд даст за мою голову целый замок, не меньше!
Это была грустная картина даже для наёмников, которые не решались идти на Герцога. Даже самые глупые из них понимали, что он будет биться до последнего, но этот конец он обозначил в этой комнате для всех.
– Граф говорил, что в замке дети. Я их не нашёл, – очень осторожно говорил наёмник, пытаясь разговорить Герцога.
– Закатай губу, убогое создание. Детей ты не получишь.
Артемис прильнул к щели в книжной полке, чтобы видеть происходящее, и вздрогнул, когда увидел, как по команде, на Блэквелла кинулась вся стража, что была в большой комнате. Тот точными движениями хлыста разил бездумную массу неорганизованного нападения, словно фишки домино, но из коридоров шла подмога.
Огонь из камина, перед которым стоял Блэквелл, целеустремлёнными всполохами жёг падших, но нога предводителя врагов коснулась табурета, на котором стояла хрупкая Катрина, и девушка взвизгнула, когда опора ушла из-под её ног. Она висела на верёвке и извивалась, пытаясь заглотить хоть немного воздуха, но не могла. Книжная полка не поддавалась напору Артемиса долгое время, а Катрина с каждой долей секунды была всё ближе к смерти, но огонь из камина пронёсся над головами стражи, испепеляя верёвку, и в этот миг полка отодвинулась в сторону. Артемис поймал Катрину на руки и побежал обратно к тайнику, куда посадил её со словами:
– Кэтти, когда это закончится, ты выйдешь за меня замуж?
Она бы ответила, если б могла дышать, но вместо этого кашляла и судорожно кивала мужчине, на которого смотрела заплаканными глазами. Он закрыл книжную полку и бросился в бой, разя вечной сталью тех, кто чуть не лишил его любви всей его жизни. Артемис прежде никогда не испытывал такого остервенения, он никогда не бился так отчаянно, потому что в этот миг очень хорошо понимал, что чувствовал Винсент, когда говорил о боли от потери Алисы.
Даже Артемис почувствовал, как магия стала тягучей, ведь кристалл охранял и питал Мордвин 4 месяца, а сейчас столько человек одновременно тянули из него остатки чистой магии. Блэквелл закричал от боли, оседая по каменной облицовке камина, его ногу парализовало, а из носа потекла Некромантия.