— С няней, — испуганно ответила Кэтрин, услышав имя дочери, — Алиса, что происходит?
— Они здесь, в поместье?
— Да, внизу.
— Где Артемис?
— В Облионе.
— В Облионе!? Давно?
— Недели две…
Серые глаза расширились и обычно сдержанное хитрое лицо властной Алисы стало вдруг по-детски наивным. Длинные ресницы моргнули спустя полминуты после безмолвного ступора, губы хотели было что-то прошептать, но слова застряли в горле, а брови сошлись на переносице в жалобной гримасе, выражающей полное опустошение и обиду, и она резко завертела головой, будто отрицая всё на свете. Забывая дышать, она закрыла глаза и сидела так всего несколько мгновений, но открыв их, ребёнок испарился бесследно, его заменила демонесса, настроенная решительно.
— Будет больно, — довольно тихо, но леденяще прозвучал её голос, — Терпи, выхода нет.
Из слегка подрагивающих рук Герцогини пошёл ток на плечи Катрины, отчего она задёргалась и закричала, но старалась терпеть, как и велела Алиса. Минута мучений от тока стоила больших сил, но обмякнув на своей постели, Катрина открыла глаза, увидев зависнувшую над своим лицом Герцогиню, которая чего-то ждала. А потом внутри Леди Риордан в самой груди, где-то в районе солнечного сплетения, будто забурлило что-то густое, отдающее в гортань немотой. Всё внутри сковало льдом, но ощущение было неоднозначное. Такой сигнал поступает из мозга, когда обжёгся о что-то неимоверно горячее, настолько, что организм не способен оценить это «горячо» по обычной шкале, ведь у человека ограниченный спектр восприятия. В любом случае внутренности будто онемели, а из самых глубин груди это ощущение катилось к горлу, будто от рвотного позыва, Катрина ничего не могла с этим поделать, подчиняясь лишь инстинкту, кричащему ей «избавься от этого», и она будто выдохнуло недуг прочь.
А Алиса ждала этого и с готовность вдохнула чёрное облачко загадочного неоднородного дыма, который клубился густыми завитками, но её лицо не исказилось так, как у Катрины — ей будто это даже понравилось.
Вытерев рот рукой, она коварно улыбнулась, вызывая у Катрины жуткий мороз по коже, а зачем Герцогиня задала монотонный вопрос:
— Полагаю, чувствуешь себя значительно лучше?
Быстро и уверенно Алиса обходила комнаты одну за другой, пробуждая слуг и стражу. Через десять минут все жители округи стояли в шеренгу перед Герцогиней, выслушивая приказы, а через час, Алиса вновь зашла в спальню Кэт, которую выхаживала Маура, и снова села рядом, выставляя перед собой ладонь, в которой лежало нечто:
— Откуда у вас эта ерунда? — очень спокойно спросила Алиса.
— Не видела этого, — прищурилась Кэт, — Кристалл? Какой-то отстойный, судя по осадку внутри.
— Рада, что ты не падка на дешевую ювелиру, но это больше, чем «отстойный кристалл» — это причина твоей несостоявшейся смерти.
— ЧТО!?
— Нашла её знаешь где? Была спрятана в шариковой ручке, которая лежала в твоём домашнем платье. Дотронулась бы до самого кристалла и тут же умерла бы, но в таком виде он может долго тебя убивать.
— Я носила его почти неделю на прогулке с Изабель… Господь Всемогущий!
— Ты мне вот что скажи: откуда ручка?
— Арти подарили…
— Зашибись. Тогда целью была не ты, но знай, что эта адова отрыжка всё поместье отравляет. Тебе попало больше всех, потому что у тебя был прямой контакт.
— Я поправлюсь?
— Ясен пень, — утвердительно кивнула Герцогиня и положила кристалл в медальон, — Выздоравливай, Кэтти. Я навещу тебя через пару дней, а пока пиши мне, ладно?
— У тебя всё хорошо? — почему-то виновато спросила Кэт.
— Не волнуйся обо мне, сейчас главное ты и Изабель.
И она исчезла, появившись в другом месте уже за полночь. Полная жёлтая луна освящала город на сваях, который расположился в устье реки. Влажность и сырость сквозила ото всюду, что было логично, учитывая особенность расположения города. Это место восхищало бы своей красотой, ведь пейзажи вокруг были потрясающими, не будь на самом городе отпечатка чёрной смерти, который остался тенью былого величия Некроманта.
Алиса появилась в воде прямо под сваями, на которых лежали доски дорожек, ведущих от здания к зданию. Двигаясь в воде очень тихо, она смотрела сквозь щели деревянных досок и отслеживала стражу со всех сторон. На её лице даже в темноте отражались мысли, в которых бушевало негодование от нелепости ситуации, в которую она попала.