Жалко стало путника. Такое случалось крайне редко, и тем более после смерти брата. Она закостенела, ощетинилась в последние годы, а сердце обросло коростой да чешуёй. А тут один только взгляд на Ксандра — и захотелось отогреть, отмыть, накормить и залатать раны. Чудно!
Что-то промямлила в ответ, а он улыбнулся. Мягко, будто покровительственно. Словно не она его защитит, а он её — и это было ново. Квин ловила каждое его движение, каждый вздох и всё хотела рассмотреть в подробностях, даже прикоснуться к уставшему красивому лицу, но такое поведение позволить себе не могла. Удивительно, но опасности она не чувствовала, и это раздражало. После истории с Тарком, она зареклась никого не впускать, никого не жалеть, но с Ксандром хотелось наплевать на принципы.
Он жадно смотрел на мясо в своей тарелке и, казалось, хотел проглотить не жуя, но через силу заставил себя неторопливо и мерно есть. И так было во всём — в жуткой жажде пил медленно, зевал, но боролся со сном, а на неё смотрел… Квин поёжилась. Изумруды его глаз наполнились манящей чернотой, блестели и манили. Тело девушки заныло в жажде, но порыв она подавила. Да и Ксандр владел собой на зависть хорошо. Во всём. Он что-то говорил, а она про себя улыбнулась — борец по жизни. Борьба во всём, даже в быту. Она сама такая, потому встретить себе подобного человека, когда уже отчаялся — подарок. В его руке родился огонь, а она не сдержала восхищение. Его лицо в ответ засветилось, а плечи расправились. Квин незаметно кольнула себя лезвием ножа, чтобы вернуть разум, а ведь так хотелось перестать себя контролировать. Просто кинуться на огонь и сгореть. Чтобы пламя ласкало её, грело и дразнило, владело полностью.
— Мне негде ночевать. — бархатно проговорил Ксандр, будто сытый кот. И смотрел так же — вроде и хищно, но лениво, откладывая добычу на потом.
Месяцами ночевал на голой земле и тут вдруг «негде ночевать». Квин в сердцах усмехнулась и кивнула. Его желание остаться в доме почему-то не раздражало, а вызывало азарт и… тешило самолюбие. Но разум снова возобладал и увёл её от греха подальше — к волкам, которые нравоучительно рычали на неё, когда она скрутилась клубком рядом с ними в пещере.
Ночь на севере — всегда магия. Такая, что умиротворяет, готовит к новому дню, шепча на ухо слова успокоения, будто заклинания. Высыпаешься иначе, а на утро думаешь, что раньше никогда не спал. И правда магия. Чистая, струящаяся, ощутимая.
Менялись дни, солнце вставало и в усталости падало за горизонт. Беркут кружил над Небесным Троном выглядывая своего спутника, а тот…
…Ксандр наблюдал за Квин долгое время. Она была слишком осторожна, но вместе с тем любопытна. Её пытливый ум удивлял мужчину, который не ожидал увидеть образованного человека так далеко от юга. Ксандра воспитывали мудрецы морского города самой крайней точки юга, где он родился. Не было в его воспитании статусов и чинов, хоть и родился он не от простых родителей. Мужчина помнил, как листал письмена и читал руны, но с каждым годом книг становилось всё меньше. Приходили воины и изымали мудрость предков, изложенную на пергаментах, сжигали дома и истребляли тех, кто носил знания в своей голове. Таким образом год за годом знания буквально изымались у людей.
— Прости меня за наглость… — обратился он однажды, — Я увидел через окошко книгу на твоём столе.
Квин тогда покраснела и опустила глаза. Он не знал тогда её имени, прибыв совсем недавно.
— Зрение не подвело тебя, — уклончиво ответила она, не желая продолжать разговор.
— Откуда она у тебя? Ведь ты говорила, что ни разу не выходила за пределы своих владений.
— Так есть. Но это не значит, что никто сюда не входил. Смотри… — они дошли до места и Квин отодвинула крону куста, открывая вид на равнину, — Вот мои гости.
Ксандр взглянул на десятки надгробий, на которых лежали камни, а на камнях руны. Четыре могилы были особенными — их ограждали небольшие цветущие кусты.
— Ты хочешь меня напугать?
— Нет. Я хочу быть честной. — она заглянула в его лицо без обычной непроницаемости, а с надеждой, что было для Ксандра трогательным открытием.
Он выдержал её взгляд спокойно, пытаясь убедить её без слов, что не боится, а потом пошёл к могилам.
— Почему эти отдельно? — указал он на те из всех прочих, что находились в цветнике.
— Это… — указала она на самые старые, — Мои родители. Я почти их не помню. Это… — указала она на самый аккуратный холмик, а её лицо наполнилось крайней степенью грусти. Голос дрогнул, — Мой брат. Его звали Алькар. Альк.