Сколько мне тогда было? Пять лет? К тому моменту я ещё мало говорил, но уже понимал латынь, греческий и начал читать сказки Ординариса. И я так любил, когда в Пемберли-Беркли приезжает папа, что это было настоящим праздником, хотя этот праздник омрачал надменный братец, но папа настаивал, чтобы мы проводили вместе время.
С неба прилетели чёрные лебеди и своими гигантскими крыльями подняли рябь на озере, утки закрякали и выдавали недовольство, но были такими умильными, что я до сих пор отчётливо помню, как на их перьях блестели капли воды на солнце. Это врезалось мне в память, я помню даже запахи и блики воды в отражении светло-голубых, как мне всегда казалось – пустых глаз моего жестокого брата:
– И всё же: доказательства. Подданным нужны доказательства.
Мой папа искусно терпел все выпады Элайджи, которому тогда оставался лишь год до того, как он переехал в замок Дум.
– В нём кровь Элементаля, Элайджа.
– Кровь – да, но ген к нему не перешёл, – оспаривал он.
Здесь следует ремарка: в детстве у меня и правда были проблемы с магией. Точнее их не было до 4 лет, но после смерти матери что-то надломилось, я боялся своих сил, боялся себя, да и всего вокруг. Ушло много лет на преодоление страхов, которые на деле так и сидят где-то глубоко в моей душе по сей день, но это уже тень былого. Отец вложил столько сил, чтобы я вышел из того состояния, что даже сложно припомнить каждое его усилие. В то время мой брат продолжал свою демагогию:
– Ген проявляется с первой магией, ведь вы с моей матерью сразу знали, что я – маг воды, – он пафосно взмахнул рукой, на которой красовался перстень с легендарным сапфиром и над лебедями нависла волна, которой в озере и быть не может, – А с… Винсентом, – он называл меня так лишь перед отцом, – До сих пор никаких прояснений. Он не Элементаль.
Десятки птиц с тревогой взлетели в небо, и отец нахмурился:
– Демонстрация силы – хороший метод, но в семье его никогда не используй. Ты должен защищать брата, а не показывать ему зубы, сын. Он – Элементаль, просто не может определиться с стихией, и даже если это было бы не так, он всё равно твой брат!
Этот тон отца всегда действовал на Элайджу, да и вообще отец имел какой-то нереальный авторитет перед этим ублюдком, поэтому брат тут же успокоил воду. Дальше отец взял меня на руки и посадил к себе на шею. Вообще-то не положено было на людях проявлять такую нежность даже к детям, но папа всегда был нам не Герцогом, а просто «папой». Он щекотал меня, а я улыбался, хотя было не щекотно, просто это было приятно.
– Смотрите, – заговорил он уже совсем иначе. Именно таким голосом родители читают сказки на ночь, именно такие заговорщицкие нотки обычно выстраивают фантазию детей фундаментом детских иллюзий, закрывая от напастей всего мира, – Птицы… летели по небу, их берегла магия воздуха, – он улыбнулся и его кольцо заискрило, принося свежий тёплый ветер, ведь папа – маг воздуха, – Сели в воду, чтобы быть под опекой твоей, Элайджа, магии. Потом они вступят на землю, чтобы снести яйцо…
– И везде их будет греть со’нце, – я сказал это неосознанно, и эта чёртова «л» мне так и не давалась, как бы я не старался.
Папа с братом посмотрели на меня удивлённо, потому что я редко встревал в разговор.
– Да, Винни, – одобрил папа, – Всё находится в гармонии, и когда мои небесные жители прилетают, чтобы поплавать в озере, мы с твоим братом взаимодействуем, это наша маленькая магия! – он обнял Элайджу, и у того украдкой появилась та улыбка, которую можно было видеть крайне редко, – И тогда этот надменный засранец знает, как сильно я его люблю. Эти слова Герцоги обычно держат при себе, но что поделать!
Мне противно вспоминать, с какой искренностью блестели тогда светло-голубые глаза моего брата-отцеубийцы. Признание папы вытащило любящего сына из тьмы этой страшной души, которая превратилась в воплощение гниения.
Противно. Ведь папа никогда не терял надежду.
Его последующие слова были произнесены с хитринкой и гордостью, и именно они вновь погрузили Элайджу в бездну черноты его испорченного существования:
– …И всё это чудо происходит в лучах солнца! – он широко улыбнулся, – Надо же, у меня теперь свой маг огня, своя Саламандра!
Я неосознанно выбрал огонь, и это был день «Икс», Элайджа больше не позволял себе таких улыбок, и, возможно, это ранило его куда больше, чем что-либо. Огонь – воинственная стихия, к тому же противоположная воде, и в тот день я стал для брата полноценным врагом.