— Я видел тебя! Так что выходи!
Не слушая его, она ползла дальше, пока не почувствовала как земля закончилась под ней, и с визгом покатила в овраг, тонкая материя платья стала трещать, скатившись полностью, она уткнулась лицом в траву, взвыв от боли. С трудом сев, принялась осматривать разорванное платье, и подранные коленки, с которых сочилась кровь.
— Черт! Ты что совсем умом тронулась!?
Давид сбежал с оврага, и, подскочив к ней, рванул за плечи.
— Ай! Больно! — задохнувшись, она дотронулась до бока.
— О! Ты только не смотри, просто не смотри. — Давид, взял ее перепуганное лицо, в свои ладони.
— Что там? Ты меня пугаешь! — она попыталась посмотреть, но он задержал ее лицо.
— Полина, я сейчас сниму свою рубашку, нужно приложить ее к ране, слишком много крови, ее нужно остановить, сделай, как я прошу, просто не смотри. — Он принялся расстёгивать рубашку.
— Куда? На твой голый торс? — она почувствовала как по ее ноге, побежало что-то теплое. — Что это?
— Нет! Не смотри! Смотри на меня, на мой голый торс.
Приложив ткань к ее боку, он подхватил ее на руки, и понес к машине, ее губы стали бледными. А белая кожа стала еще прозрачней, проваливаясь в бездну, она слышала, как он звал ее по имени.
Открыв глаза, она поморщилась от яркого солнечного света, прикрыв глаза рукой, собираясь встать.
— Куда!? Тебе нельзя! — Рима, положила ее назад на подушки.
Поморщившись, она попыталась открыть глаза, когда ей это наконец удалось, она осмотрела комнату, вытаращила глаза на Риму.
— Где я!
— В комнате хозяина, он так велел.
— Чего!? Помоги мне! Быстро!
— Ничего я не буду делать, придет хозяин вот с ним и разбирайся.
— Рима! Ты меня бросаешь! Ты хоть понимаешь, как это выглядит? О, Боже!
Она стала ощупывать себя по одеялом, поняв что абсолютно голая, кроме повязки вокруг талии, залившись краской, она в ужасе уставилась на Риму.
— Что!? Ни чего не знаю, когда меня позвали, ты уже была такой.
— Это он?! Он что видел меня такой? — она подтянула одеяло до самого подбородка.
— Голой? — в дверях появился Давид. — Ну почему ты упорно, отказываешься называть вещи своими именами? Ну да, мне пришлось тебя раздеть, дабы рассмотреть твои увечья, пока ждали врача. Рима оставь нас. — Дождавшись когда она уйдет, он подошел к кровати.
— Не может быть! — Полина закрыла глаза, заливаясь краской, еще больше.
— Подумаешь, что я там не видел? Это ты у нас ведешь себя как ребенок.
— А твои родители? Они знают?
— Нет, их нет дома со вчерашнего дня, поехали в город, задержаться на несколько дней, так что, ты и я, один на один, в моей комнате. — Он многозначно, пошевелил бровями.
— Что, ты хочешь этим сказать? Нет! Я сейчас пойду в свою комнату.
— Ни куда ты не пойдешь! Родителей нет, так что расслабься, а с прислугой я поговорю.
— Ты, правда, меня сам раздел?
— Я же сказал, мне ни чего другого не оставалось, времени думать, о твоей целомудренности, у меня не было. Но я не удержался…
— В смысле? Не удержался? — пропищала Полина, натягивая одеяло еще выше.
— В смысле, я пошутил! Ты что головой ударилась, пока с обрыва катилась?
— Давид, отнеси меня в мою комнату, а не то я сама уйду.
— Я посмотрю, как ты кубарем покатишься с лестницы, так что лежи, сейчас тебе поесть принесут, оставайся там, где лежишь! Я сейчас приду.
Давид вышел из комнаты, воспользовавшись моментом, Полина со стоном встала с кровати, держась за бок, сорвав простынь, и закутавшись в нее, пошла к дверям. Добравшись до своей комнаты, она без сил рухнула на кровать, почувствовав острую боль в боку, приложив ладонь, она посмотрела на белую ткань, алое пятно стало медленно расплываться по белой ткани.
— Твою мать! Я же просил тебя!
Давид подхватил ее на руки, положив ее на кровать.
— Давид, не нужно…
— Лежи! Я сейчас.
Вернувшись с теплой водой и свежими повязками, он осторожно снял с нее простынь, стал обрабатывать ее рану, косясь на ее грудь, которую Полина старалась прикрыть руками, опустив глаза ниже, он увидел, как она плотно сжала бедра, прикрыв одной рукой свой холмик. Сглотнув комок, он сосредоточился на ране.
— Тебе придётся привстать..
— Зачем?
— Затем, что я должен обмотать тебя, вот. — Он сорвал с соседней кровати покрывало, и накинул на нее. — Привстань.
Подняв ее за плечи, он стал обматывать ее повязкой, покрывало соскользнуло, обнажив ее грудь, при виде ее затвердевшего соска, он закрыл глаза, и, завязав повязку, быстро отвернулся.