Лорд ван дер Меер открыл очередную дверь на втором этаже своего необъятного дома.
— Это ваша спальня, баронет.
Интересный поворот.
— Я… буду спать отдельно?
— Вам решать, — пожал плечами лорд. — Наставничество — дело добровольное. Но я, разумеется, буду очень рад, если вы захотите присоединиться ко мне. В любом случае, инициатива должна исходить от вас — таковы правила, и отступать от них я не намерен.
Седрик знал. И постучался к наставнику той же ночью. Не от желания подчеркнуть свою лояльность — просто от желания: Седрик хотел этого сам, с того момента, как впервые увидел лорда. Лорд был заметно удивлён — видимо, такая поспешность в отношениях наставников и воспитанников была редкостью, — но и польщён тоже — видно, его прежние воспитанники не баловали его подобного рода вниманием уже в первый день наставничества.
— Я пришёл просить вас, мой лорд, — начал Седрик второй оммаж, — научить меня всему, что должно знать и уметь настоящему мужчине.
Довольно странно было обращаться к наставнику на «вы» в подобной ситуации и с подобной просьбой, но таковы были правила, и Седрик принимал их безоговорочно. Лорды говорили на равных только с лордами. Они слишком уважали себя, чтобы позволить тем, кто находился заведомо ниже их, «тыкать» себе, и достаточно уважали своих будущих соратников и преемников, чтобы «тыкать» им в ответ на их «выканье». Иерархия в отношениях наставника и подопечного блюлась неукоснительно — всегда, везде и во всём. Даже в постели. Особенно в постели. Одним из первых уроков, которые намертво вдалбливались лордами в головы баронетов, было то, что «секс — не повод для знакомства» и тем более для равноправия в отношениях. Равноправие надо было заслужить. Секс к подобным заслугам не относился. К тому же, как подозревал Седрик, строгое соблюдение «постельного этикета» преследовало ещё одну цель, о которой открыто не говорили, — профилактика и предупреждение «неуставных отношений» между лордами и баронетами: романтическая влюблённость в наставников всегда была свойственна молодёжи, но неприступный барьер из вежливости даже в те моменты, когда наставник с подопечным забывали себя, не давал им окончательно забыться и потерять голову за пределами постели.
— Желание ваше понятно — и весьма похвально. — Голос лорда звучал торжественно, под стать его просьбе, но Седрика не покидало ощущение, что лорда этот ритуал забавляет — возможно, на эту мысль его навели озорные бесенята, плясавшие в уголках глаз наставника даже в такой момент. — Но прежде я должен убедиться, — лорд посерьёзнел, — что оно обусловлено чистым желанием — и ничем больше.
Седрик не знал, что, вернее, как на это ответить, — памятка воспитанника содержала только вопрос. Ответ на него предстояло найти самостоятельно. Седрик решил действовать по наитию. Рука сама потянулась к руке наставника. Седрик взял в руку сухую и горячую ладонь лорда и молча положил её себе в низ живота.
— Нужны ещё какие-нибудь доказательства, мой лорд? — Сгорая не столько от стыда, сколько от осознания собственной смелости и дерзости, Седрик всё же заставил себя не отвести взгляд.
— Этого достаточно, — ответил лорд, и в голосе его прорезалась заметная хрипотца.
На этом запас куража Седрика исчерпался. Дальнейшее «командование» взял на себя лорд. В «наступление» в ту ночь он так и не пошёл — лорд не спешил брать крепость, которая сама сдала ему ключи. Вместо этого он ограничился «рекогносцировкой». Впрочем, даже эти первые осторожные вылазки на секретные территории друг друга и робкое несмелое постижение первых азов тактики и стратегии ведения «настоящего рыцарского поединка» принесли Седрику вожделенный «трофей». От ответной «сатисфакции», благородно предложенной Седриком, лорд отказался: «Не спешите, баронет. В рыцарском турнире главное — участие, а не победа. Но я, безусловно, буду счастлив, когда вы созреете вручить мне главный приз».
Ждать лорду пришлось недолго. Он оказался настолько чутким наставником и превосходным спарринг-партнёром, что уже к концу первой недели интенсивных «тренировок» Седрик настолько поднаторел в «учениях», что преисполнился решимости — и желания — закрепить полученные знания «в бою».
— Мне остаётся только надеяться, баронет, — сказал лорд, прежде чем ринуться в «атаку», — что в остальных областях обучения вы проявите не меньшие пыл и рвение.
«Турнир» состоялся в воскресенье. А в понедельник утром после завтрака лорд пригласил Седрика к себе в кабинет.
— Введение закончилось, — сказал он. — С этого дня начинается наставничество. Первый год общеобразовательный, — продолжал лорд, — а посему полностью отводится культурным, философским и этическим вопросам. Каждую неделю вы должны будете прочитать пять книг.
— Всего пять? — Седрик насмешливо выгнул бровь. — А если я захочу больше?
Если лорд и заметил подколку, то виду не подал.
— Больше можно, меньше нет. Один день — одна книга. Вот задание на эту неделю.
Лорд подал Седрику набросанный от руки список — он был убеждён, что письмо стимулирует мыслительный процесс, а потому всевозможным электронным записным устройствам предпочитал старомодные перо и бумагу. Седрик взял протянутый лист и, бегло пробежав глазами перечень рекомендованных книг, заметил:
— Три из них я уже читал.
Соблазн утаить эту информацию и тем самым выиграть три внеплановых свободных дня был велик, но желание блеснуть перед наставником своей начитанностью оказалось сильнее.
— Очень хорошо, баронет. — Слова лорда подкрепило выражение его лица. — Я бы крайне удивился, если бы это было не так, — они входят в обязательную школьную программу. Это был тест на честность. И поскольку вы его с блеском прошли, в качестве поощрения я дам вам почитать один весьма занимательный роман для взрослых. Разумеется, только после того, как вы прочтёте обязательный минимум.
Лорд забрал у Седрика тестовый список, взамен вручив настоящий.
— Две из этих книг, — сказал он, — будут на одном из трёх иностранных языков.
Седрик похолодел.
— Я знаю только два — английский и испанский.
— Не беда, — отмахнулся лорд. — Третий выучите в процессе. Чтение книг в оригинале — лучший способ овладеть новым языком.
Седрик вспомнил, как тётка с придыханием говорила, что «лорд ван дер Меер — настоящий полиглот, свободно владеет пятью языками, не считая родного голландского, разумеется».
— Мы, голландцы, по натуре своей пионеры. — Лорда-космополита пробило на ура-патриотизм. — Мы отвоевали большую часть своей страны у моря, мы открыли сначала на кораблях, а потом — в домах на колёсах мир. Мы первыми легализовали гей-браки, марихуану и эвтаназию, и — если помните новейшую историю — именно Голландия первая узаконила институт гомосексуального наставничества, хоть идея и зародилась в Германии. Мы всегда были в авангарде мирового прогресса и остаёмся его оплотом по сей день.
А ещё говорят, что французы — самые большие снобы в мире, подумал Седрик, но вслух, конечно, ничего не сказал.
— Мы, голландцы, — входил в раж лорд, — маленькая нация. Но в составе руководства любой мало-мальски значимой организации обязательно найдётся хотя бы один наш представитель. В мире столько именитых и знаменитых голландцев, что нашу национальную фамильную приставку «ван» и её производные считают признаком принадлежности к аристократии, подобно вашей французской «де» или немецкой «фон». Хотя на самом деле она просто указывает на местность, из которой происходит носитель имени, и в той или иной форме встречается в фамилии почти каждого второго из нас.
О приставке Седрик уже знал — тётка просветила, — но в контексте сказанного отметил про себя с ухмылкой, что голландцы настолько демократы, что у них даже фамильные приставки доступны всем.
— А всё потому, — подытожил лорд, — что мы владеем языками. Кто владеет языками, тот владеет миром. Язык — ключ к менталитету и психологии, а значит, к реальной власти. À propos власть. — Лорд, измерив за время своего монолога шагами вдоль и поперёк кабинет, внезапно остановился и виртуозно развернулся на каблуках. — Советую немецкий, если намерены сделать серьёзную карьеру. Не забывайте, что штаб-квартира Корпорации находится в Германии, а половина Совета лордов — немцы.