Марка опередил лорд.
— Чему я, к сожалению, так и не смог научить вас, — сказал он Седрику, — так это всегда идти своим путём. Впрочем, нельзя научить тому, чего не умеешь сам. В этом нам обоим не помешало бы поучиться у Марка. — Лорд с гордостью обнял Марка за плечи, Седрик впервые увидел Маркиза смущённым — ему очень шло. — Он всегда знал, чего хочет, и готов был идти за своей мечтой, чего бы это ему ни стоило. — Но тут же, вспомнив «цену вопроса» для Марка, смутился: — Простите, баронет, я сморозил жуткую бестактность.
— Ничуть, — скупо ответил Марк. — Оно того стоило.
— Марк слишком хорош для Корпорации, — продолжал лорд. — А вы, баронет, слишком хороши для «подвала». Перефразируя моего наставника, в вашем возрасте надо не в подвале сидеть, а мир познавать. И он, разумеется, прав. Не познав мир, корпорации в подвале не построишь.
Слова лорда Марка задели. От лорда это не укрылось.
— Вы, баронет, другое, — сказал он ему. — Вы всегда были вне системы и правил. А Седрик мечтал о Корпорации всю свою жизнь, и я не прощу ни себе, ни вам, — ни ему, — если он предаст мечту из чувства долга или, хуже того, за компанию.
— А если мечта больше не актуальна? — Марк, почуяв шанс заполучить второго ключевого сотрудника, тут же в него вцепился. — Вы же сами…
Но лорда не так-то просто было сбить с толку.
— Я — другое, — сказал он. — Если бы я не дошёл до корпоративной вершины, я бы никогда не смог от неё отказаться. — Лорд задумчиво уставился в окно во всю стену, из которого открывалась захватывающая панорама: под ним был весь Гамбург, а значит, и мир. — Большие восхождения дают многое, и прежде всего — перспективу. Есть цели, которые видны только с вершины — на полпути к ней и тем более у подножия их разглядеть невозможно.
На это Марку возразить было нечего. Лорд повернулся к Седрику.
— Я уже говорил о вас с Третьим лордом. Он будет счастлив видеть вас в своём департаменте. Вас ждёт блестящая карьера в космостроении, баронет.
И Седрик почувствовал небывалое облегчение, какое испытывают люди под властью фатума. Это Марку не нужны ни отцовское наследство, ни корпоративная карьера — он и без них лорд: не по рождению и не по заслугам, а по призванию. А ему, как и его наставнику, это звание надо заслужить.
— Никогда не предавайте свои мечты, баронет, — подытожил лорд. — Они ваши лучшие наставники и самые верные маяки на пути — только осуществив их, вы поймёте, куда вам дальше. И никогда не бросайте игру, не сыграв хотя бы раз до конца.
Седрик, закусив губу, кивнул.
— А насчёт инженера не беспокойтесь, — повернулся к Марку лорд. — На то я и менеджер, чтобы решать кадровые вопросы.
Потрясение Марка уже давно исчерпало свой лимит, так что он с предвкушением баловня судьбы просто молча ждал, чем она порадует его ещё.
— Хендрик, — озвучил сюрприз судьбы её глашатай.
Седрик потрясённо молчал, пытаясь переварить сказанное, — иммунитет к сюрпризам, в отличие от Марка, у него ещё не выработался. Назначение лорда старшим советником и вызванный им переезд в Гамбург изменили только их местожительство, но не стиль и уклад жизни — лорд по-прежнему не признавал никаких слуг. Седрик, которому, собственно, и «принадлежал» Хендрик, поначалу пытался «ангажировать» его хотя бы для «представительских функций»: встреч и проводов гостей и приготовления для них кофе, но даже эту немудрёную работу у него то и дело норовил «экспроприировать» лорд. А после того как к ним зачастил Марк, Хендрик и вовсе остался не у дел. Марка, выросшего и жившего в окружении целого штата прислуги, которая шпионила за ним сначала в пользу отца, а потом — наставника, Хендрик раздражал — в каждом слуге ему виделся соглядатай и доносчик, — и идиосинкразия лорда ван дер Меера на обслугу оказалась ему весьма на руку — по крайней мере здесь, в его доме, Марк мог расслабиться и перевести дыхание. Открыто свою неприязнь Марк не выказывал — сказывалось воспитание, но Хендрик был отличным слугой — всё понимал без слов и исчезал из виду, едва на пороге возникал высокий стройный силуэт Марка. Ну а поскольку Седрик с Марком были практически неразлучны, то Хендрик очень скоро превратился в «домашний призрак» — все о нём знали, но никто не видел. В итоге, лорд, понимая, что ничто так не развращает слуг — и баронетов, — как праздность, быстро нашёл выход из положения — предложил Хендрику на выбор десяток практических курсов, и тот, повинуясь хозяйской воле, остановился на программировании и моделировании. Все эти годы Седрик казался себе капризным ребёнком, клянчившим собаку, а когда ему её наконец купили, тут же потерявшим к ней всякий интерес, и чувствовал вину перед лордом, который из-за его глупой прихоти получил в нагрузку ещё одного подопечного. И только сейчас, когда Хендрик вдруг так нежданно оказался полезным лорду с Марком, Седрик выдохнул свободно — а ведь пригодилось его необдуманное «приобретение»!
— Я смотрел результаты его тестов в наставничество, — продолжал лорд. — С интеллектом и честолюбием у него всё в порядке — по этим показателям он даст фору многим баронетам, да и университетские оценки говорят за себя.
Седрик хмыкнул: да уж, в изобретательности и амбициях Хендрику не откажешь: человек, готовый пойти в слуги, лишь бы научиться быть хозяином, — выдающаяся личность по определению.
— Почему тогда его не взяли в наставничество? — спросил Марк.
— Он завалил идейную часть — его личные убеждения не совпадают с философией Корпорации. Но для вас, баронет, это, надеюсь, не критично?
— Напротив, — ухмыльнулся Марк. — Это решающий аргумент «за».
***
— Даан, ты хорошо подумал? Глупо всё бросать в полушаге от кресла Верховного лорда. Тем более сейчас, — в голосе старого лорда прорезалась едва уловимая насмешка, — когда перед Корпорацией открываются такие заманчивые перспективы.
Он знал, что этот разговор будет самым сложным. Но голос его был твёрд и уверен, как и он сам.
— Хеннинг, я всегда мечтал создать корпорацию «в гараже». А ты всегда учил меня осуществлять свои мечты.
Ко второму разговору у него уже появился некоторый иммунитет.
— Как же это некстати, Даан. Нам сейчас как никогда нужны такие люди, как ты.
— Я оставляю достойную смену.
Третий лорд улыбнулся.
— Это единственное, что тебя извиняет.
А третий оказался и вовсе простым.
— Ты знаешь, Юлиус. Ничего личного. Таковы правила игры.
2.
Подходил к завершению пятый, последний, год наставничества.
Все друзья во главе с Марком ждали полного совершеннолетия с радостным нетерпением и предвкушением — впереди была вожделенная свобода и неограниченные возможности, а значит, вся жизнь. Седрик не понимал друзей — неужели они ничего не чувствовали к своим наставникам? С Марком всё было понятно. Но остальные… Особых жалоб на лордов Седрик ни от кого не слышал. Но и особой привязанности, видно, тоже не было. Впрочем, как раз с ними-то всё было в порядке. Проблема была у Седрика. Чем ближе становился его двадцать первый день рождения, тем сильнее сжималось сердце от предчувствия чего-то фатально-непоправимого — Седрик уже давно жизни не мыслил себе без лорда ван дер Меера. Грядущая свобода Седрика не радовала. Грядущая свобода означала невосполнимое одиночество, восполнить которое не мог даже Марк. Впрочем, дело было не в одиночестве — Седрик к нему привык за шестнадцать лет жизни до встречи с лордом. Правда состояла в том, что Седрик любил лорда ван дер Меера. Влюбился в первый же день наставничества и полюбил к последнему.
Разумеется, отношения наставников и воспитанников с окончанием наставничества не прекращались: дружба, сотрудничество, деловое партнёрство со временем будут только расти и укрепляться. Но того, самого главного, из чего всё это выросло, больше не будет никогда.
С окончанием наставничества обнулялась не только личная жизнь, но и личная история баронета: воспитанник — это холст, который грунтует наставник. Но живописать на этом холсте должен сам баронет. В знак символического отлучения от наставника баронетам возвращали их собственное имя. У подопечного нет своего имени — поступая в наставничество, он принимает имя наставника: сам по себе баронет в это время никто, и если что-то и значит, то только потому, что лорд-наставник в нём это что-то разглядел. Что-то, что при ближайшем рассмотрении вполне может оказаться обманкой, миражом, пустышкой. Поэтому давать ему титул с собственным именем — преждевременная трата ресурсов. Если баронет не доходит до конца наставничества, титул он теряет, и этот же титул потом присваивается следующему воспитаннику лорда — если тот пожелает такого завести, конечно, — и из анналов Корпорации такой баронет-неудачник бесследно исчезает навсегда. Но если наставничество оказалось успешным, баронету оставляют его титул и возвращают его собственное имя. Обретение своего имени — это ещё и первый самостоятельный шаг на пути к титулу лорда. Седрик за эти пять лет так уже привык к тому, что он третий баронет ван дер Меер. Седрик испробовал будущее имя на вкус. Баронет-по-заслугам де Сен-Венан. Звучало напыщенно, пусто и пресно, как и было. Все знали, кто такой лорд ван дер Меер, и отблески его славы и репутации неизменно осеняли самого Седрика. Теперь же названием картины его жизни будет только то, что он сам в неё вложит.