Всю дорогу лорд ван дер Меер развлекал Седрика историями из жизни соседского поместья, которые из-за частых бесчисленных пересказов успели обрасти столь удивительными подробностями, одна другой невероятней, что уже походили на легенды. Больше всего Седрика будоражила история возникновения одной из самых знаменитых и красивых корпоративных традиций, истоки которой находились здесь, на родине лорда Кейма, — посадка дерева жизни. Седрик настолько её любил, что знал на память и сам мог бы поведать кому угодно, но лорд ван дер Меер был отличным рассказчиком, и Седрик с трепетом истого фаната внимал сто первой интерпретации любимого произведения, пытаясь открыть для себя новые, неведомые ранее нюансы и ноты.
Традиция эта была основана лордом Йостом — воспитанником, соратником и спутником жизни лорда Кейма. «Кристиан был великим человеком, — сказал он в своей знаменитой прощальной речи. — А великие люди не умирают. Они просто меняют способ своего служения человечеству. Даже в смерти он думал о других — предпочёл кремацию, чтобы сберечь столь драгоценную землю для нужд живых. Но его последняя воля — не последнее его деяние на благо человечества». С этими словами лорд Йост высыпал из урны прах своего наставника в подготовленную яму и водрузил сверху молодое деревце. «Его дело будет жить в нас, а он сам — в этом дубе. Дуб — особенное дерево. Он олицетворяет мощь, силу, твёрдость, стойкость и первозданное мужское начало — всё то, чем так славился Кристиан. В дубах обитают боги. И те, кто с ними сравнялись».
Похороны лорда Кейма и речь лорда Йоста произвели на живых столь неизгладимое впечатление, что с тех пор все лорды-по-заслугам завершали свой земной путь так же, как и жили — горели, а не гнили, предпочитая традиционному погребению экологически чистую и этически корректную кремацию. Они оставляли после себя не только дело, но и древо жизни — нет лучшего последнего пристанища для настоящего лорда, чем священный дуб. В каждом значимом европейском городе Корпорация покупала землю под рощи славы, где каждому из местных лордов выделялся участок, на котором их воспитанники после их смерти сажали в память о них дуб.
За очередным крутым поворотом показались высокие, в полтора человеческих роста, старинные чугунные ворота, левую створку которых украшала корона эрлов Кеймтона, а правую — логотип Корпорации.
В привратницкой у входа их встречал сам смотритель, старый почтенный лорд. Пенсия как награда за труды и стиль жизни существовала для тех, кто свои лучшие годы вынужден был потратить на чужое, а оттого изнуряющее и бессмысленное занятие, от которого на склоне лет имел полное право отдохнуть. Лорды-по-заслугам всю жизнь не работали, а играли в любимую игру, и в отдыхе они не нуждались, даже в весьма преклонном возрасте. Они просто меняли игру — передавали дело своей жизни в надёжные руки воспитанных самолично преемников, а сами предавались делам не столь великим, но не менее важным: благотворительности, волонтёрству, просвещению и прочей почётной и социально значимой деятельности. Лорд Брэдли, смотритель Кеймтон-Хауса, в прошлом возглавлявший Тринити-колледж Кембриджского университета, был страстным знатоком английской истории и сейчас на добровольных началах, вдобавок к своим основным обязанностям, проводил для «паломников» экскурсии по «святой обители».
Обменявшись со смотрителем приветствиями, лорд ван дер Меер представил ему Седрика и объяснил цель их визита.
— Мы первым делом к Дубу, — сказал он. — Поместье посмотрим после.
Смотритель кивнул, пропуская их внутрь.
— Тогда не буду вам мешать. Дорогу вы знаете.
Лорд ван дер Меер поблагодарил, и они с Седриком неспешным шагом направились по усаженной вековыми каштанами подъездной аллее к главной цели своего путешествия. Шли молча. Седрик, преисполнившись торжественности момента, ушёл в себя, настраиваясь на предстоящий обряд, а лорд, видимо, почувствовав это, не хотел ему мешать, а может, и сам нуждался в моральной подготовке не меньше. Чтобы унять волнение и не отвлекаться на мелкие суетные мысли, недостойные предстоящего ритуала, Седрик сосредоточился на пейзаже.
Сегодня всё было особенным — под стать событию. Утро, несмотря на раннее время, выдалось солнечное, яркое, бодряще-свежее. Птицы приветствовали радостным заливистым щебетом не только новый день, но и начало новой жизни Седрика. На бархатных изумрудных лужайках крохотными бриллиантами поблёскивали капельки утренней росы, суля избранному путнику несметные сокровища на его пути. И казалось, что даже солнце сегодня взошло исключительно для того, чтобы осветить ему дорогу к мечте. В воздухе пьяняще пахло свежескошенной травой — Седрика этот запах сводил с ума, уже ради него одного стоило переехать в Англию: в родных краях, в Гранд-Шампани, под палящим южным солнцем трава выгорала очень быстро, едва успев зазеленеть. Здесь же даже в конце августа она оставалась в полном соку.
— Это он, — негромко и с большим почтением, которое чувствовалось даже в таких скупых словах, нарушил сакральное молчание лорд ван дер Меер, кивая на мощное дерево на горизонте.
Седрик посмотрел в указанном направлении, и сердце его учащённо забилось. Да, это мог быть только он.
В прекрасном месте и в достойном облике возродился к жизни человек-легенда — прах великого лорда послужил удобрением великому дереву. Посреди открытой, светлой, безупречно ровной и ухоженной английской лужайки гордо возвышался черешчатый дуб, впитавший в себя лучшие качества своего «донора»: мощный, высокий, с крепким стройным стволом и широкой раскидистой кроной, он и сам походил на лорда. Рядом рос ещё один, высаженный тремя годами позже — дерево жизни лорда Йоста. Оба дуба разрослись, переплелись ветвями, и сейчас Седрику казалось, что это не ветер перебирает и шелестит матовой тёмно-зелёной листвой, а два великих и достойных человека продолжают начатую ещё при жизни тихую и неспешную беседу. Чуть поодаль, словно не желая мешать им, тянулись к небу сравнительно молодые и немногочисленные — пока — дубки — преданные последователи Великого лорда, которые и после смерти хранили ему верность. Только Верховные и особо заслуженные высшие лорды удостаивались подобной посмертной чести — права прорасти и «вернуться в строй» рядом с лордом Кеймом, как это было при жизни.
Они приблизились к Дубу. Лорд ван дер Меер остановился в сени ветвей, Седрик же подошёл к дубу вплотную, прикоснулся к стволу, осторожно провёл ладонью по шероховатой тёмной коре. Взгляд задержался на аккуратной табличке из бронзы, прикреплённой к одной из нижних ветвей: «В этом дубе с 3-го апреля 20.. года живёт и продолжает служить человечеству лорд по рождению и лорд по заслугам Кристиан Уильям Малкольм Кейм». Седрик прижался щекой к стволу, на мгновение прикрыл глаза, но тут же, устыдившись своей чрезмерной сентиментальности, отступил в сторону. Под каблуком что-то хрустнуло. Седрик, мельком взглянув под ноги, тут же отпрянул, будто наступил на ядовитую змею, а не на безобидный жёлудь. Видно, ужас, обуявший его от осознания своего непреднамеренного кощунства — из желудей с дуба лорда Кейма выращивали саженцы древ жизни для остальных лордов, а потому они были не менее святы, — слишком явно отобразился на лице Седрика, потому что лорд ван дер Меер тут же поспешил его успокоить: «Ничего страшного. Это первые жёлуди, слишком слабые и подпорченные вредителями, а потому непригодные для проращивания. Высевают только поздние, самые спелые, крупные и здоровые плоды». Седрик невольно улыбнулся — в Корпорации даже жёлуди проходили строгий отбор. От слов наставника у Седрика отлегло от сердца, но он всё же принялся подбирать неудавшихся «баронетов» и складывать их в небольшое, образованное корнями углубление рядом с дубом — собирая жёлуди, он собирался с духом.