Мне говорили о его закрытом нраве. О том, что этот старик почти никого не пускает в свой дом, особенно женщин. Держа в руках его работы, я думала, что гениальность этого каллиграфа, должно быть, соответствует его тяжелому характеру.
Мне говорили, что он разговаривает со своими умершими предками. Что именно они ведут его калам1 так ровно и плавно, словно сам Аллах прикасается к бумаге.
Мне говорили, что он живет уже второй век. Будто он родился еще в Османской империи и учился у лучших мастеров прошлых столетий – именно поэтому он не выходит из своего дома и никого в него не пускает, что вероятнее всего мастер Баязид – призрак, лишь тень давно почившего оттоманского каллиграфа.
Мне говорили, что к себе он подпускает только своего подмастерье. Его время от времени видят покидающим дом каллиграфа, чтобы купить чернила и бумагу для старого мастера. Устаз2 принимал заказы только по электронной почте, чтобы избежать любых контактов с мирянами, а отправлял их подмастерье уже почтой традиционной.
Когда мне в руки попал электронный адрес каллиграфа Баязида – моего таинственного кумира, чьими репродукциями были увешаны стены спальни, я, без всякой надежды на ответ, решила написать ему. Я знала, что, даже не ответив на письмо, он поймет меня. Что мои слова будут услышаны непревзойденным мастером на берегу Босфора.
Все дело в том, что я тоже каллиграф. Арабская каллиграфия всегда была для меня недостижимой мечтой, источником бесконечного вдохновения, «дыханием» настоящей меня. Но жизнь берет свое. И вместо каллиграфии я занимаюсь обычным леттерингом3 – красивые буквы, созданные моей рукой, украшают рекламные буклеты, поздравительные открытки и приторные свадебные приглашения. Никакой связи с Богом, никаких вековых традиций, никакого таинства священных коранических текстов. Никакого присутствия предков в примитивных современных шрифтах.
«Досточтимый устаз Баязид! Репродукциями Ваших работ вот уже много лет украшены стены моей спальни – они разделяют со мной моменты одиночества, счастья, отчаянья и смятения . Они видят все, что происходит со мной за закрытой дверью комнаты.
Я – каллиграф, но современное течение жизни и мое местоположение ( я живу не на Востоке) не дают мне отдаться любимому делу – исламской каллиграфии. Я чувствую в себе способности создать нечто, что оставит мое имя в веках – я знаю как создавать шедевры, но я не знаю чему их посвятить. Люди говорят, что Вы творите, ведомые руками предков, что чувствуете их присутствие. А я потеряна, оторвана от дома. Когда-то моя жизнь была полна голосами семьи, но время забрало многих из них – старшие поколения больше не с нами. Теперь у меня в голове звучат незаданные вопросы, неполученные ответы хранителей прошлого – моих предков. Сегодня я цветок со слабыми корнями – я не могу цвести, не могу быть сильной, не могу восхищать окружающих. Я не чувствую единства, непрерывности рода, которому принадлежу. В моих работах нет святости жизни в Боге.
Я верю, что Ваши работы помогут мне прийти к себе, вернуться к истокам. И заранее благодарю Вас за это.
С бесконечным уважением,
Потерянный Каллиграф».
Мое удивление нельзя преувеличить, но мастер ответил мне. Вечером того же дня я получила письмо с приглашением приехать в гости как только у меня будет такая возможность. И адрес с указанием обойти дом и позвонить в дверь в заборе с северной стороны.
За окном такси в голубоватой дымке утреннего тумана проплывал Стамбул. Промозглость зимнего города оседала крупными каплями на стекле. Меня везли в Эйюп – самый традиционный мусульманский район, полный мечетей и старых кладбищ. Раньше Эйюп был маленьким городком под боком Стамбула, его называли Городом Мертвых из-за большого количества погостов, но потом большой сосед поглотил Эйюп, сделав его лишь районом – там и жил сварливый старец Баязид.
Дом каллиграфа выглядел уставшим, поведавшим не одно поколение не только Турецкой Республики, но и Османской Империи. Однако, он , отнюдь, не был запущенным или ветхим, напротив, ухоженный, хоть и аскетичный фасад выдавал своего педантичного обитателя.
Высокий забор скрывал садовый участок и бОльшую часть дома – увидеть или узнать что-либо о его жителе не представлялось возможным. Как было указано в письме, я обошла дом в поисках двери с северной стороны. С колотящимся в горле сердцем моя рука нажала на звонок. Вокруг стояла «негородская» тишина – ни одного человека, ни одного голоса, раздающегося хотя бы издалека. Словно я перешагнула невидимый портал и оказалась в параллельном мире. Время шло медленно, мне казалось, что между звонком и настоящим моментом прошла уже целая вечность. Однако чего ждать от старика – я понимала, что каждый шаг дается пожилому человеку с трудом.
1
Калам – письменная принадлежность, остро отточенная тростинка, применяется для арабской каллиграфии;