В полседьмого я сидела дома, пытаясь укротить свои волосы обильными порциями мусса и утюжком, когда услышала жужжание домофона. Я открыла дверь. На пороге стоял молодой подтянутый парень с огромным лотком.
— Прошу вас, мисс, — начал он, поднимая фотокарточку. — Я заключенный, меня освободили на один день из тюрьмы Уондсворт… — У меня душа ушла в пятки. — Не закрывайте дверь передо мной, не прогоняйте в холодную ночь, купите хоть что-нибудь — губки для посуды или щетку для обметания.
Вот это я просто ненавижу — эти люди строят из себя отверженных и пытаются выбить слезу. Все кончилось тем, что я прибавила к своей коллекции еще одну бутылку «Астониш» и продолжила разглаживать волосы. В десять минут восьмого, когда я красила глаза тушью, домофон зажужжал снова. Я услышала, как открылась дверь Синтии, а потом звук ее шагов на лестнице.
— Ой, извините! — услышала я ее притворный тон. — Я думала, вы ко мне на семь. Лора! — До меня донеслось клацанье ее браслетов. Я открыла дверь. — К тебе пришли, — ухмыльнулась она. Люк стоял на пороге, держа в руках огромный букет.
— Спасибо, Синтия, — сказала я. С прошлой недели я старалась с ней не встречаться, но теперь я была так счастлива, что решила проявить побольше дружелюбия. Я обратила внимание на аромат ее духов — «Интуишн» — и заметила дорогой кашемировый кардиган песочного цвета.
— Извини, — сказал он, — я рано. — Внезапно зазвонил его телефон, и он простонал, взглянув на экран.
— Ты говорила, что в воздухе веет романтикой, — весело сказала я Синтии, когда он снова вышел из квартиры.
— Да, — самодовольно отозвалась она. — Говорила. — Я улыбнулась ей. Она же кивнула в сторону Люка: — Только он тут ни при чем.
— Извини?
— Он ни при чем, — терпеливо повторила Синтия, пока Люк с унылым видом сходил на несколько ступенек вниз. Я тупо уставилась на нее. Вот чертова курица!
— Да, Магда, — донеслось до нас. — Вообще-то сейчас не самый подходящий момент. Ладно, лад-но… — Он повернулся и, посмотрев на меня, закатил глаза. — Нет, Магда, ты все неправильно поняла…
— Спасибо, Синтия, — сказала я, — но я не нуждаюсь в предсказаниях. Честно говоря, по-моему, это все как-то общо. — Она выводила меня из себя. Ну да, она сказала, что Ник пропал, но мог проболтаться кто-нибудь из соседей. Зная их, я бы не удивилась. Да еще и эта чушь про цветы.
— А хочешь, я запишу тебе «Вопрос абитуриенту»? — любезно поинтересовалась она, игнорируя мое пренебрежение.
— Нет, — достаточно резко сказала я. — Спасибо, нет.
— Это же первый полуфинал — будет интересно: Лонгборо против Лейчестера.
— Хорошо. Я не против.
— Извини, — сказал Люк, снова подойдя ко мне. — Ежевечернее промывание мозгов.
— Насчет чего?
— Насчет всего, — небрежно ответил он. — Буквально… всего. Ладно. Значит, вот где ты живешь. — В пятницу он проводил меня до дома, но не стал заходить, поэтому я устроила ему экскурсию. — Твоя неизменная классическая литература, — сказал он, оглядывая полки, и провел пальцем по корешкам. — Я их помню, — вздохнул он.
Я подумала, куда запропастился мой Гораций, потому что нигде не могла его найти.
— У тебя большая квартира, — сказал он, когда мы спустились вниз по лестнице.
Я развернула цветы — полосатые тюльпаны с причудливо гофрированными лепестками.
— Я знаю, что красные розы более традиционны, — сказал он. — Но помню, что ты любишь тюльпаны.
— Да, я их обожаю — есть столько удивительных сортов, а эти просто чудесные. Они называются «Бургундское кружево». — Их ажурная обертка была похожа на кружевные платьица для канкана.
— У тебя хорошая соседка, — заметил он. — А кто у нее там «на семь»? А то она сказала как-то двусмысленно.
Я вручила ему один из флаеров, которые она выкладывает маленькими кучками на столике в холле.
— «Ясновидящая Синтия решит ваши проблемы, — прочитал он вслух. — Эта одаренная особа раскроет вам все о вашем прошлом, настоящем и будущем». — Он улыбнулся: — Забавно.
Разместив цветы в двух вазах, я снова подумала, что она сказала о Нике.
— Вранье сивой кобылы. Вот — просто загляденье. Может… выпьем?
— Нет, спасибо. Нам уже пора.
Я взяла свою сумочку.
— А куда мы пойдем?
— В киношку.
— На что?
— Помнишь, однажды на День святого Валентина мы ходили смотреть «Касабланку» в «Артс-синема»?
— Да, — с тоской по былым временам проговорила я. — Мы дважды сидели на последнем ряду…
— Ну вот… — сказал он, и при виде его улыбки я едва устояла на ногах.
— Мы идем смотреть «Касабланку»? Как замечательно!
— He-а. Мы идем смотреть «Сатанинские ритуалы Дракулы». В «Электрик» сейчас сезон «Ужасов Хаммера».
— Как мило! — Я надела пальто. — Тебе всегда нравились триллеры. Ты знаток ужасов.
— Точно. Я шокоголик, — сострил он.
Пока мы шли по Портобелло, Люк устроил мне мастер-класс, и я узнала, что именно сочетание эротизма и ужаса делало фильмы Хаммера такими популярными.
— Потом они скатились до самоиронии, — говорил он, — а вот ранние фильмы пошловатые и сногсшибательно чернушные, в манере «Гран Гиньоль»[46], естественно.
— Естественно, — радостным эхом отозвалась я, когда мы вошли в кинотеатр.
— К тому же они чувственные, — добавил он, когда мы в баре угощались закусками и напитками.
Это место отлично подходило для свиданий. Уютная бархатно-темная атмосфера кинотеатра вкупе с будоражащим кровь фильмом подталкивала к физическому контакту. Когда мы утонули в кожаных креслах, Люк помог мне высвободиться из пальто; невольно оказавшись в его объятиях, я ощутила, как мурашки пробежали у меня по спине. На протяжении фильма мы касались локтями, поначалу опасливо, а потом более целенаправленно. Когда Кристофер Ли погрузил свои клыки в шею Дианы Ламли, Люк положил свою ладонь поверх моей и мы переплели пальцы. Я вдыхала его аромат — знакомое смешение лайма и ветивера. Ощущала движение его груди…
— Впечатляюще, — сказал он, когда фильм закончился. — Люблю добротные ужасы. Они так… будоражат. Сейчас у нас… — Он бросил взгляд на часы. — Пять минут двенадцатого. Ты не против выпить бокал шампанского и съесть двойную порцию бельгийского шоколадного мороженого?
— Где? Уже довольно поздно.
— Лонсдейл-роуд, тридцать восемь. — Мое сердце томительно замерло. — Тебе подойдет, Лора? — ненавязчиво спросил Люк. Он наклонился ближе, и его губы едва коснулись моего уха. — Ты не против пойти ко мне? — Я не ответила. — У меня есть новая зубная щетка, она твоя. Она жесткая, — пробормотал он. Мое лицо горело. — Тебе всегда нравилась жесткая щетина, правда? — прошептал он с деланной невинностью. — А пижамы ты никогда не любила, так что проблем нет? — Я мотнула головой. — Так, значит, договорились? — Я кивнула; эротический заряд, возникший между нами, набрал такую силу, что лишил меня дара речи.
— Если бы мы встретились впервые, нам, наверное, следовало бы вести себя более… прилично, — тихо сказал он, когда мы выходили из кинотеатра. — Пришлось бы сходить еще на — сколько? — четыре невинных свидания, прежде чем… ну ты понимаешь… — Он многозначительно поднял бровь. По моему телу разливалось тепло. — Но раз уж мы знакомы, то можно и побыстрее миновать период… всяких стыдливых запретов, не так ли?
— Мхм, — мечтательно промурлыкала я, когда он взял мою руку в свою.