Когда мне кажется, что общ-в на сегодня достаточно, я принимаюсь бродить по помещению в поисках вчерашней загадочной девушки, хотя, видит бог, понятия не имею, что буду делать, если увижу ее. Уж точно не танцевать. Я делаю два круга по спортзалу, но ее нигде не видно, поэтому я направляюсь наверх, в аудиторию, где будет проводиться отборочный тест для «Вызова», просто чтобы убедиться, что не перепутал номер комнаты и время. И действительно, на двери висит плакатик: «Начальный вопрос ценой десять баллов! Требуются лишь лучшие умы». «Прикидываешь свои шансы?» – спросила она меня вчера. А еще сказала: «Может, там и увидимся?» Серьезно ли она это говорила? Если да, то где она? Впрочем, я пришел на час раньше, поэтому решаю вернуться в спортзал и еще раз осмотреться по сторонам.
Спускаясь по лестнице, я прохожу мимо черноволосой девушки-еврейки, с которой познакомился вчера. Как ее там, Джессика? Она стоит на лестничной площадке среди группы тощих, бледных парней в черных кожанках и черных джинсах в обтяжку и раздает листовки Социалистической рабочей партии с таким охрененно озлобленно-решительным видом, что я, охваченный духом солидарности, подхожу к ней и говорю:
– Приветствую, товарищ!
– Доброе утро, чучело-пальцы-скрючило, – нараспев отвечает она, глядя на мой стиснутый кулак без всякого веселья, и здесь эта девица права, потому что ничего смешного в этом нет. Затем она возвращается к раздаче листовок, походя бросая: – Кажется, где-то здесь было танц. общ-во.
– О боже, неужели это было настолько безобразно?
– Скажу только, что я умирала от желания засунуть тебе карандаш между зубов, чтобы ты ненароком не откусил язык.
Я самоиронично смеюсь и качаю головой, словно говоря «с ума сойти», но она не улыбается, поэтому я произношу:
– Знаешь, жизнь научила меня двум вещам: номер один – не танцевать пьяным!!! —Тишина… – На самом деле я хотел бы взять листовку.
Она с недоумением смотрит на меня, заинтригованная моими скрытыми глубинами.
– А ты уверен, что я не потрачу бумагу впустую?
– Конечно же не впустую.
– А ты уже вступил в какую-нибудь политическую партию?
– Ну, знаешь… в Движение за ядерное разоружение!
– Так это не политическая партия.
– По-твоему, оборонная доктрина – это не политический вопрос? – говорю я, наслаждаясь тем, как звучит моя фраза.
– Политика – это экономика, чистая и простая. Группы с одним пунктом в программе, группы давления, вроде Движения за ядерное разоружение или Гринписа, играют важную и существенную роль, но говорить о том, что киты – большие и красивые или что ядерный холокост – ужасная вещь, – это не политическая позиция, это трюизм. Кроме того, в настоящем социалистическом государстве военные были бы автоматически лишены льгот и избирательных прав…
– Как в России? – говорю я.
А-га!
– Россию нельзя назвать по-настоящему социалистической.
Ох…
– Или на Кубе? – добавляю я.
Туше!
– Да, если тебе так нравится. Как на Кубе.
– Хм… В таком случае, я полагаю, на Кубе нет армии? – говорю я.
Отличное контрнаступление.
– В общем-то нет, даже говорить не о чем, если принимать во внимание валовой национальный продукт. Куба тратит на оборону шесть процентов от налогов, в то время как в США эта величина составляет сорок процентов. – Наверняка она все это только что сама придумала. Даже Кастро этого не может знать. – Если бы не постоянная угроза со стороны США, им не пришлось бы тратить и этих шести процентов. Или ты лежишь по ночам без сна и боишься, что нас оккупируют кубинцы?
Кажется, если я обвиню ее в том, что она сама сочинила всю эту фигню, это будет выглядеть как-то по-школьному, поэтому я просто говорю:
– Так можно взять листовку или как?
И она неохотно вручает мне свою прокламацию:
– Если это для тебя слишком откровенно, вон там есть лейбористская партия. Или можешь просто показать свое истинное лицо и записаться в тори.
Ее слова прозвучали как пощечина, поэтому какое-то время уходит на то, чтобы осознать услышанное, и, пока я соображаю, что ответить, она поворачивается ко мне спиной, просто отворачивается и продолжает раздавать листовки. Мне хочется положить руку ей на плечо, развернуть и сказать: «Не смей поворачиваться ко мне спиной, ты, жеманная, фанатичная, самоуверенная маленькая корова, потому что моего отца работа в могилу свела, поэтому не надо мне читать лекции про Кубу, потому что в моем мизинце больше чувства сраного социального неравенства, чем в тебе и во всей твоей шайке дружков-буржуев из художественного училища, во всех ваших холеных, самодовольных, ублаженных телах». И я почти говорю это, но в конце концов останавливаюсь на варианте: