Равиль помолчал, и последней фразой с легким оттенком горечи добил застывшего мужчину окончательно.
— А если вернусь зачем-либо, все равно. Неправильно принимать подобные подарки. Тем более, когда не можешь ответить равноценным.
Юноша ушел, оставив побелевшего Ожье в одиночестве проникаться обрушившейся на него истиной. И дело было даже не в том, что предсказание лекаря сбывалось, Равиль воспринял дом если не как откуп за все случившееся, то как подачку, а может и как грязный намек, вроде того жилища, где держал его Таш… Однако это можно исправить! Догнать, объясниться наконец, убеждать, говоря: «Ну что ты такое опять подумал, малыш! Как и с розами, я лишь хотел тебя порадовать, сделать так, чтобы страх, печаль и боль совсем ушли из твоих глаз. Люблю тебя, а когда любишь, цены уже не подсчитываешь!»
Только… проклятый лекарь оказался прав и в другом: пусть Равиль молчит, но помнит он все.
По одному мимолетному взгляду, брошенному юношей на ларец, Ожье понял это так же ясно, как если бы услышал подробную исповедь. И заговорил Равиль не о чем-нибудь, а об отъезде, предельно четко и твердо дав понять, что для него время жертв прошло. Тем более жертв каким-то необъяснимым чудом обретенной родней, да еще такой, которая несмотря на прошлое от него не отвернулась, наоборот оттаскивая всеми силами от пропасти, давая шанс на доброе имя и достойное будущее.
Время… Да, время! Оно все так же неумолимо отмеряло мгновения! Благодарить судьбу следовало по крайней мере за то, что юноша действительно поправлялся, уже заметно окреп, и вполне возможно вскорости в самом деле при должных предосторожностях — сможет преодолеть долгий путь. В следующий раз, на предложение помощи в дальнем путешествии ответил отказом уже Давид, заметив между делом:
— Не стоит, я давно договорился с общиной.
Равиль удивленно приподнял ресницы, и с благодарной теплотой улыбнулся кузену.
Время… Время — палач, оно безжалостно само по себе, особенно время расставаний, но Равиль улыбался, когда заговорил об этом с Айсеном. Улыбался тому, что готовился к бурным протестам и увещеваниям, прикидывал все возможные доводы, но ангел, посланный на его пути, лишь заглянул в глаза и серьезно спросил:
— Ты уверен?
Юноша перевел дыхание и ответил не надуманными поводами, а искренне, как только было возможно:
— Уверен! То, что вы сделали для меня — не имеет цены! Но у вас своя сложившаяся жизнь, и именно поэтому вам нужно к ней вернуться. А мне тоже пора учиться не выживать, а жить… — зная, что Айсен поймет его правильно, Равиль склонил голову, позволив проявиться толики владевшим им смущения и страха. — Вас ждет ваш дом, а я… я хочу все-таки увидеть свой!
— Да, это дорогого стоит! — без тени иронии согласился Айсен, ободряюще сжав дрожащую руку юноши, и заметил. — Глядя на твою тетю и кузена, уверен, что все сложится хорошо.
Разумеется, он не намеревался срываться в дорогу завтра же, да и решительный настрой юноши не мог не порадовать!
— А у вас не будет неприятностей? — живо поинтересовался Равиль, оправдывая его тайные мысли. — Ну… при княжем дворе? И вообще, двое свободных мужчин в подобной связи…
В серых глазах мерцали огоньки тревоги и любопытства, и смутное беспокойство рассеялось совсем, Айсен легко рассмеялся:
— Нет! Князю Тэнеру будет достаточно сказать правду, что мы задержались из-за тяжелой болезни друга. У Фейрана вообще племянник на днях стал отцом раньше времени, но он говорит, что ребенок здоров, а следующая беременность у Амелии пройдет легче… Князь же резкий, жестокий иногда, и весьма своеобразный человек, но пока он в Фессе — суд нам не грозит: по его кодексу чести, перед Фейраном у него долг жизни. Что касается наших отношений, то… у них в роду есть очень интересная и красивая легенда о том, что его предок, будучи к тому же звездочетом и волшебником, однажды связал с собой ифрита, заключив его в смертное тело юноши. Их связь была в том числе плотской и многими осуждалась в клане, однако в годину усобиц, когда даже сам князь оказался в плену, юноша-ифрит заставил всех признать его командиром, спас вначале сыновей-наследников, а затем и весь род с женщинами и детьми, и легендарную крепость. В их традиции любая подобная связь, тем более школы и серали жестко осуждается, как распущенность и разврат, но если она все же случилась и выдержала отпущенные судьбой испытания, то считается волей Создателя. Чем-то потусторонним… Хороший сюжет для поэмы? — озорно закончил молодой человек.
— Очень! — согласился Равиль, зачарованно выслушавший сказку, и не успел собраться перед внезапным напряженным вопросом.