«Вопросы философии» (№ 3 1953 – № 5 2014)

Покончив с аналитикой Канта, Шопенгауэр переходит к разделу «Трансцендентальная диалектика». Но о диалектике, которую Кант впервые в философии нового времени постиг как имманентно присущую разуму, Шопенгауэр не говорит ничего существенного. Она для него просто способ ведения дискуссии. Так ее понимали греческие софисты. Кантовское понимание диалектики как состояния разума, который неизбежно вступает в противоречия с самим собой, поскольку он ставит и пытается решать важнейшие мировоззренческие вопросы, совершенно чуждо Шопенгауэру.

Понятие разума – центральное в трансцендентальной диалектике Канта, рассматривается Шопенгауэром как противоречащее всей историко-философской традиции и, в сущности, ошибочное. Кантовское понятие разума действительно противоречит традиционному, в особенности метафизическим учениям XVII в., но это отнюдь не недостаток, а достоинство этого понятия, достоинство, которое четко выражено в самом названии главного кантовского труда – «Критика чистого разума». Шопенгауэр, как ясно из предшествующего изложения, восторженно оценивает этот труд. Почему же в таком случае он считает неприемлемым кантовское понятие разума? Ответ Шопенгауэра не может не вызвать недоумения. Он пишет: «…все философы до Канта говорили о разуме в целом соответственно моему пониманию… Читая же, что говорится о разуме в новейших сочинениях под влиянием лавинообразно возросшей ошибки Канта, можно подумать, что все мудрецы древности и все философы до Канта вообще были полностью лишены разума» (596). Сказано резко, язвительно. Но в чем же, по Шопенгауэру, заблуждение Канта? Оказывается, в том, что разум, согласно Канту, в отличие от рассудка, продуцирует не понятия, а идеи. Шопенгауэр полагает, что термин «идея» применим только в смысле учения Платона. «Никак нельзя оправдать, что Кант неправильно употребил слово идея, придавая ему новый смысл…» (568). Это возражение Шопенгауэра, конечно, неприемлемо, тем более, что он и сам применяет термин «идея» отнюдь не в платоновском смысле[1695].

Понимание разума, которое Шопенгауэр противопоставляет кантовскому, довольно тривиально: «Я объявил разум способностью давать понятия» (593). Такое понимание разума является, конечно, совершенно недостаточной теоретической предпосылкой для критики учения Канта о трансцендентальном разуме.

Значительное внимание Шопенгауэр уделяет кантовским опровержениям традиционных учений метафизики о душе (рациональная психология), о мире как целом (рациональная космология), о Боге (рациональная теология). Кантовскую критику «рациональной психологии», т.е. учения о нетленности человеческой души, Шопенгауэр одобряет. «В целом это опровержение должно считаться большой заслугой Канта, и в нем содержится много истинного. Тем не менее я уверен, что Кант только из любви к симметрии выводит понятие души из паралогизма чистого разума…» (568). Высказав несколько критических замечаний относительно кантовской критики «рациональной психологии», Шопенгауэр переходит к кантовскому опровержению «рациональной космологии», останавливаясь на рассмотрении антиномий. Он не видит ничего значительного в этой проблеме; она представляется ему, в сущности, мнимой. Поэтому он утверждает: «В известной кажущейся истинности (курсив мой. – Т.О.) антиномии отказать нельзя; и все-таки удивительно, что ни один раздел кантовской философии не вызвал так мало возражений…» (577)[1696]. Космологические антиномии явно раздражают Шопенгауэра. Иначе трудно объяснить такой пассаж: «…вся антиномия – не более, чем очковтирательство… утверждения и доказательство тезисов имеют лишь субъективное основание, покоятся всецело на слабости умствующего индивида, воображение которого утомлено бесконечным регрессом… доказательство тезисов во всех четырех противоречиях – только софизм, тогда как доказательство антитезисов – неизбежный вывод разума» (572).

Правда, третьей антиномии Шопенгауэр придает все же некоторое значение, поскольку в ней речь идет о свободе и принуждении, а в этой связи и о «вещи в себе», как трансцендентной реальности, благодаря которой человеческая воля только и может быть, согласно учению Канта, свободной. Однако Шопенгауэр не входит здесь в анализ кантовского понятия свободы. Ссылаясь на пятьдесят третий параграф кантовских «Пролегоменов…», где речь идет о природе как совокупности явлений, Шопенгауэр пишет: «…не звучит ли все сказанное там как загадка, ключ к которой дает мое учение. Кант не довел своих мыслей до конца; я лишь завершил его дело. То, что Кант говорит только о явлении человека, я распространил на все явления вообще, отличающиеся от него только по степени, а именно, что их сущность в себе есть абсолютно свободное, т.е. воля… Кант нигде не сделал вещь в себе предметом специального объяснения или отчетливой дедукции. Всякий раз, когда он пользуется этим понятием, он приходит к нему посредством заключения, что явление, т.е. зрительный мир, должен иметь основание, умопостигаемую причину, которая не есть явление и не относится к возможному опыту… Невероятная непоследовательность, которую совершает Кант в этом вопросе, была очень скоро замечена его первыми противниками и использована для нападок, отрицать которые его философия не могла» (580). Шопенгауэру, разумеется, известно, что Кант характеризовал свое учение как метафизику природы и метафизику нравственности. Кантовская критика традиционной метафизики, несмотря на ее радикальный характер, представляла собой не отрицание метафизики вообще, а напротив, обоснование необходимости метафизики принципиально нового типа. О ней как раз и идет речь в «Критике чистого разума», одним из основных вопросов которой является вопрос: как возможна метафизика как наука? Но Шопенгауэр, как бы предвосхищая неокантианцев, утверждает, что кантовская метафизика является таковой лишь по названию, так как на самом деле она представляет собой решительное отрицание самой возможности метафизики. Однако свою философскую систему Шопенгауэр тем не менее считает подлинной метафизикой, противопоставляя ее тем самым философскому учению Канта[1697].

1695

Все существующее, помимо воли, Шопенгауэр именует объективацией, которая в свою очередь именуется идеей. «Итак, я понимаю под идеей каждую определенную и устойчивую ступень объективации воли…» (Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Т. 1. С. 255). Неорганическая природа, растения, животные, человек, – все это, согласно Шопенгауэру, объективации воли, следовательно, идеи. Ясно, что такое воззрение не имеет ничего общего с учением Платона. Тем не менее Шопенгауэр утверждает: «Таким образом, каждая общая первичная сила природы в своей сущности не что иное, как объективация воли на низкой ступени: мы называем каждую такую ступень вечной идеей в платоновском понимании» (там же, с. 359).

1696

Эту, в сущности, отрицательную оценку антиномий Шопенгауэр дополняет таким заключением: «Следующее затем критическое разрешение космологического противоречия, если рассматривать его в настоящем смысле, совсем не то, за что выдает его Кант» (577). И далее следует еще более критическое замечание: «Кант, желая доказать, исходя из несостоятельности обеих сторон трансцендентальности явлений, говорит: „Если мир есть само по себе существующее целое, то он или конечен или бесконечен“. Но это неверно: существующее само по себе целое никак не может быть бесконечным» (579). Решительно не соглашаясь с Кантом, Шопенгауэр видит причину его заблуждений в том, что «дух Канта уже бессознательно приспособился здесь к влиянию своего времени и среды» (там же). Приписывая Канту приспособленчество, чуждое кёнигсбергскому мыслителю, Шопенгауэр считает себя независимым мыслителем в сущности лишь потому, что он унаследовал состояние, которое позволяет ему быть независимым. Разумеется, мнимо независимым.

1697

Нельзя, однако, не отметить амбивалентности, присущей шопенгауэровской концепции метафизики. «Под метафизикой, – пишет он, – я понимаю всякое предлагаемое учение, которое выходит за пределы возможного опыта, т.е. за пределы природы или данного мира явлений вещей, чтобы дать ответ на вопрос, чем они в том или другом смысле обусловлены, или говоря популярно, на вопрос, что таится за природой и делает ее возможной» (Шопенгауэр А. Мир как воля и представление, т. 2, с. 299). Однако в этой же работе Шопенгауэр утверждает: «Моя метафизика никогда, собственно говоря, не выходит за пределы опыта, она только истинное понимание подлежащего в ней мира» (там же, с. 255). Совершенно очевидно, что эта характеристика Шопенгауэром своей метафизики совершенно несовместима с тем определением метафизики, которое приведено выше. В действительности же метафизика Шопенгауэра выходит за пределы возможного опыта, так как она декларирует познание «вещи в себе», существующей по ту сторону пространства и времени. Ясно также и то, что понятие вездесущей воли, якобы определяющей все процессы, также не вытекает из опыта и является типичным метафизическим постулатом.