Ветер гневается в море,
гонит тучи к берегам,
катит волны вдоль простора,
угрожает кораблям.
Рядом, в маленьком проливе,
ботик вьется между скал.
Неумелый, несчастливый,
он с судьбой не совладал.
Стал он поперек к приливу
и о камни, дном своим,
бьет, когда поток бурливый,
силой страшною маним,
в море мчит, бросая пену,
щепки в море унося.
С каждым разом, непременно,
что-то с палубы снеся.
И с водой метались бочки,
вёсла и обломки мачт.
Страшный треск стоит от всклочки.
А на палубе — раздрач:
Матросня, в мешковых робах,
кто за что схватясь дрожит.
Капитан уж слишком робок,
слишком жизнью дорожит…
Потому и минимален,
шанс спастись у моряков.
Все в ловушке оказались,
у своих же берегов.
Чума
Если господь даровал некоторым большую силу, чем другим, то для того ли, чтобы они похвалялись собственной выносливостью…
Д. Дефо «Дневник чумного года»
1
Чума идет… вновь город в запустеньи,
кто мог, хотел, давно уж убежал.
Священники иные, тоже ж бренны,
тот кто боялся, кто не экстремал,
давно ушли, оставив свою паству.
И самозванцы правят в тех церквях.
А люди поддаются их лукавству,
не чуя дури в сладостных речах.
Шуты свои закрыли балаганы,
театр пуст, пивнушка заперта.
Все знахари, шептухи-шарлатаны,
открыли свои лавки неспроста.
Страх подавил людскую адекватность,
загнал в потемки мозга здравый смысл.
Подонками все время правит жадность,
и многие идут на страшный риск.
Микстуры, травки, чудо-обереги:
«Недорого, поможет, покупай!»
Стекались к крохоборам денег реки:
«Давай, спеши, карманы подставляй!».
Астрологи, гадали не внакладе,
к ним тоже повалил благой народ.
Что на роду, где я в таком раскладе,
что день грядущий нам преподнесёт?
Вопросов много, мало лишь ответов,
но каждый обмануться сказке рад.
Запутался народ во тьме советов,
и к истине влачиться наугад…
2
И вот пришло… то там, то тут больные,
могильщики привыкли уж к смертям.
Встречаются дома уже пустые,
чьих жители отправились к богам.
Труд очень многих стал уже не нужен,
дороги улиц поросли травой.
Их трафик лишь повозками загружен,
в которых трупы возят на покой.
Дома же зараженных закрывали,
к ним стражников приставив на часах.
Но часто в них закрытые сбегали,
округу заражая впопыхах.
И бесполезны травки, амулеты,
всех кто их делал тоже мор прибрал.
Иные, страхом смерти подогреты,
кто раньше лишь на бога уповал,
побольше заготовив провианта,
вдруг сами запирались от других.
Повсюду правит смерти доминанта.
Священники забыли про больных, -
одни врачи старались делать что-то.
Но не было лекарства от чумы.
Болезни непонятная природа,
вогнала в ступор лучшие умы.
3
Убили кошек и собак убили,
вот крысам больше нет уже преград,
они свободно хворь распространили,
от коей умирал и стар, и млад.
Богатый или бедный, повсеместно,
для всех единый был тогда обряд,
всех хоронили вместе и безвестно,
в чем были, в яме, разом всех подряд.
Могильщиков полнощный колокольчик,
стал будничным в черствении души,
ведь смерть жила в среде житейских хроник.
Хоть страшно, но случались грабежи.
Как странно, но опасность зараженья,
отдельных алчных вовсе бы неймет.
И трупов раздевали, без сомненья,
миазмов не боясь, таков народ.
Торговли нет, и труд людей не ценен.
Кто беден был, работал — где найдет,
со смелостью, звериной отвагой:
в чумной барак, к уходу за больным,
в командах похоронных, ради блага -
не околеть бы с голоду самим!
Порою, боль в не лопнувших бубонах,
совсем сводила страждущих с ума.
Срывались люди, прямо в панталонах,
бежали прочь, округу изумя,
пока не падали в изнеможеньи.
А умирали после, через час,
когда от боли били уж в сознаньи,
без криков, коль источник сил погас.
4
Тревога о себе все вытесняла,
в тот час никто не думал о других.
Толпа на то надежду потеряла,
что кто-то, но останется в живых.
Родителей больных бросали дети,
бросали и родители детей.
Одну опасность мнил сосед в соседе.
Младенцы, от кормящих матерей