Мы для нее, как муха-дрозофила,
И смысл весь наш, он ей лишь приоткрыт.
Вторичность сознания
С реальностью столкнуться очень сложно,-
Ее фильтрует ощущений сеть!
Всю правду не узнаешь ты! Возможно,
И тень ее тебе не рассмотреть.
Буря
На дворе день ненастья,
Ветер гнет тополя.
Беспросветные страсти
Будоражат поля.
Море желтой пшеницы
Бьет волной в горизонт.
Нет ни зверя ни птицы.
Туч неистовый фронт
Краской темною злиться
На равнины земли.
Вновь гроза разразиться
Яркой вспышкой вдали…
****
На палубе пиликает музончик,
Но наш корабль начал путь на дно.
И те кто знают то, что путь окончен,
В спущенных шлюпках скрылись уж давно.
Двухцветный флаг закопчен и разорван,
Гимн корабля заезжен, осрамлен.
И крыс не видно, коих было прорва,
А экипаж до бунта доведен.
Сто раз уже меняли капитана,
Но штурман продолжал вести на риф.
В его мозгах дымит марихуана,
И старых карт дурной императив.
****
Тропа кривая, странной стороною,
Ведет страну в неведомую даль.
С двухцветным стягом, с славою дурною,
Таща с собой Мазепину медаль.
Чем дальше путь, тем строй манкуртов гуще,
Дурней манеры и страшнее культ.
А странно ведь — земля ж, как сад цветущий,
Всевышний в нее лучшее плеснул…
Хипочка старая
Она учила песни Дженис Джоплин,
И Джимми Хендрикса включала перед сном.
Спала с любым, кто хочет и способен,
Жила свободой и мечтала стать цветком.
И отрицая рамки временные,
Часы не знала, дни недели и года.
Длиннющий хайер, джинсы вековые,
Лишь автостопами меняла города.
Везде ждал сейшн с классным расколбасом,
Кровать в общине и не хитрая еда…
Прошли года и все исчезло разом,
Она же думала — все это навсегда…
Как пукнуть с яблочным запахом?
— Да! Как?
Скажи мне брат!
— Никак!
Хоть сам бы рад!
****
Да, бесы смертны,
уж Данте подтвердил!
Вы только верьте,
Но надо много сил!
Осторожно — невинный интеллект!
В хлеву, в дерьме и под панами -
Вот, что майдан наш наскакал.
Невинный интеллект (местами),
Мечте надгробным камнем стал…
А я ведь думал — обойдется.
Пускай поскачут, толку с них.
Быть может разум их проснется,
И это все затменья миг.
Но нет, как видно — не проснулся,
В такие дебри нас завел,
Что даже дьявол ужаснулся,
Звезды манкуртов час пришел.
Предночное мриво
Роскошный блюз «качает» Бонамасса,
В такт барабанит дождик за окном.
Еще не ночь, но мир уже без красок.
Вдруг молния просветит, грохнет гром.
И с каждым разом вроде легче станет,
Словно с грозой приходит чистота.
И словно бы, совсем не мзга буянит, -
Мир очищает странная среда…
Поет цыган…
Поет цыган и скрипочка играет,
распевы подхватил аккордеон.
В дали ночной округа исчезает,
вся степь с рекою, лишь костра огонь
в темной воде дорожкою искрится.
Безлунна ночь, лишь звезды — толку с них.
Лишь миг еще и тьма распространится,
звезд будет больше, выжди только миг!
Костер трещит, огонь играет цветом
и песни разгорается мотив.
Цыган поет про грусть на свете этом,
но весел песни сладостный надрыв.
Момент еще — и табор подпевает,
Песнь льется. Дивный, яркий пляс
костер своею краской затмевает.
И табор, в этой пляске разойдясь,
весь мир вокруг совсем не замечает,
лишь у костра сидит седой Баро.
В костер он молча палочки кидает,
весь вид его серьезен и суров.
Когда-то так же табор разгулялся,
в далекий, страшный сорок первый год.
Такой-же ясень над рекой склонялся.
И он, цыган, красивый, без забот,
ждал девушку за ясенем у речки.
Костер пылал и табор весь плясал.
В такую ночь неплохо поразвлечься,
коль вышло так, что черт луну забрал.
Но вдруг из ночи выделились тени,
сверкнул метал и грянул залпов гром…
Семь автоматов… люди как мишени…
Смешался мир в отрезке временном.
И стихло все, лишь звук губной гармошки,
мелодией веселой мир взорвал.
— Getroffen! Aufsteigen!* — слов ледышки.
И дьявол тени снова в ночь вобрал