В этот раз ей показалось, что их полет был более радостен и хаотичен. Или же эта сама душа радовалась разгадке, превращая их танец в более веселый?
Энж сорвала с шеи кулон. Любовь теперь лежала на ее ладони и сверкала всеми гранями. Как же она была прекрасна! И как же она была жестока...
Не так уж был неправ отец, когда говорил, что любовь жестока больше, чем добра. Она несет в себе океан боли и никакие ее маленькие радости не стоят того, чтобы испытывать ее муки. Это теперь знает Лиам. Это теперь знает она.
Энж вынула кулон из его основания и обратилась к полотну Элизабет так, словно оно было живым и могло ее услышать.
- Люби его, люби так же, как и я люблю! Прошу! Люби!
В одно мгновение кусочек чувства был вставлен в полотно, тело Энж превратилось в воздух, не оставив после себя никаких посланий, потому что, в отличие от Себастиана, она не задумывалась о последствиях.
И лишь одна бабочка, маленькая частичка Энж, взвилась под купол, и заметалась там.
Хранитель, стоявший все это время неподалеку и оставшийся незаметным для Энж, не смеющий ей помочь с ответами, подошел к полону и внимательно осмотрел его. Оно дрожало, в тишине Мастерской раздавался слегка слышимый звон.
- Ну же, давай! Решайся!
Словно повинуясь его приказу, из полотна выскочил кусочек любви. Кусочек, с которого все и начиналось, кулон Лиама. Хранитель поднял любовь с мраморного пола и убедился, что она цела.
- Лиам, тебя будут любить. Твоя любовь теперь небезответна. И у тебя есть все, что нужно, чтобы поверить в нее. У тебя есть надежда... Только заметь и не пройди мимо, только поверь! Лиам... Генрих... Зачем только тебя так назвали!
Он усмехнулся и вновь стал серьезным, потому что почувствовал, как книга призывает его к работе, говоря о том, что еще не все. История не закончена. Еще остались кое-какие мелочи, а порой они-то и портят все.
Теперь предстояло вставить безразличие в полотно Элизабет вместо кулона Лиама, объяснить все Мастеру, собрать полотно Лиама до конца, найти Энж в ЧЖ... Боже! Да у него жаргон Себастиана! Этот мальчишка, как и всегда, оставил свой след.
Хранитель смахнул слезу с щеки, слезу, которую пустил в знак памяти по ушедшим молодым Мастерам. Способность иногда пускать слезу, он вымолил своей службой, не требуя никогда в награду ничего другого, кроме нее. Несмотря на то, что она была у него всего одна на каждый такой случай, она успокаивала его лучше, чем напиток безразличия.
- Мастер! - позвал он отца, потерявшего дочь, но еще не знающего о своей потере. - Мастер! -Позвал он вновь.
- Да, Хранитель. У тебя что-то срочное? Я немного занят.
- Это срочно! Это касается Энж.
- Скажи ей, что я скоро буду. Мне нужно кое-что доделать, нет времени на ее вопросы.
Хранитель тихо рассмеялся:
-Хорошо.
"Мастера порой ведут себя, как люди",- думал Хранитель, возвращаясь в свой дом. - В то время, как у родных существ рушится мир, они не находят возможности ответить на их глупые вопросы. Эх, Мастер, Мастер... Да нет к тебе никаких вопросов. Это у тебя они скоро появятся, ведь история завершилась! И без твоего участия. Нужно заварить безразличия. Много безразличия, для тебя, безразличный Мастер."
Хранитель вновь посмотрел на кулон Лиама и решил, что прибережет его, не будет одевать другим Мастерам на шею. Ведь Лиам вернется и тогда захочет его надеть. Ведь нет сомнений, что он вновь выберет любовь. Всегда выбирал. Они все всегда выбирают то, что носили до этого.
-Лиам, я оставлю его для тебя. В моем доме найдется укромное местечко. - Хранитель улыбнулся. - Вот я повеселюсь, когда вновь родившись здесь, при посвящении в Мастера ты его узнаешь. Свое чувство. - он поднес розовый кусочек к лицу и легко дунул на него, прошептав,- Любовь...
Чувство, словно откликаясь на свое имя, засверкало всеми гранями.
А Хранитель почувствовал беспокойство - полотно Генриха было все еще не достроено, а значит, нужно это сделать как можно скорее, пока... Он даже боялся подумать, что могло случиться в таком случае. Тогда все зря. Тогда Генрих канет в небытие, а Лиам не вернется.
***
Элизабет ходила в одиночестве по дому и собирала по крупицам- вещам воспоминания о Генрихе, по которому безумно скучала.
Еще совсем недавно, утром, проснувшись, она вдруг захотела его увидеть. Увидеть его силуэт, смеющиеся сквозь горечь глаза, услышать его голос, пробирающий до мурашек. Она даже не задумалась, что это странно, но то, что было странным еще вчера, совсем не было странным сегодня. Она хотела сказать ему "Доброе утро!", только лишь ему одному, ему в первую очередь, а потом уже всему миру.
То утро она запомнит на всю жизнь. Тем утром Генрих исчез. Словно испарился, его нигде не было. Послужил ли этому причиной глупый рисунок-портрет Чартера, нарисованный ей довольно давно уже, или нет- она не знала. Портрет она обнаружила утром на полу, смятым, будто его сжали в кулаке, и, поняв, что хранить его в таком виде нет смысла, бросила в камин...
Вот так, порой одно утро меняет все...и то, что когда-то было дорого, пожирает огонь.
Никто не мог помочь ей в ее поисках мужа: ни слуги, ни Лувиньи, приехавший навестить супружескую чету, который был удивлен больше пропаже оружия из гостиной, чем пропаже друга. Зайдя в гостиную, он удивленно присвистнул: "Вот это да! Тебе удалось разоружить Генриха! Элизабет, ты- великая женщина!". А узнав о пропаже друга, всего лишь произнес: "Значит, скоро вернется."
Не смогла помочь в поисках даже Амили... еще в первый вечер Элизабет навестила ее. Взяв в попутчики Ареона, вооружившись кинжалом, когда-то подаренным Генрихом, она быстрым шагом прошла по Чудесной улице и постучала в знакомые двери.
Стоит ли говорить о том, что приход Элизабет для Амили не был неожиданностью... Строгим жестом, не приветствуя девушку, та пригласила ее в дом.
- Зачем ты пришла? - усадив гостью, начала разговор Амили.
- Я отчаялась... Что-то случилось. Генрих! Я не знаю, где он... Я думала, что ты...
- Я не знаю, где его искать,- Амили не дала договорить собеседнице, грубо ее прервав.
На полминуты повисло молчание.
- Ты можешь...
- Не могу. - прозвучало в ответ на просьбу, которая так и не была озвучена полностью.
И Элизабет тогда расплакалась прямо на глазах у соперницы.
Вытащив из-за пояса платок, Амили протянула его Элизабет:
- Вытри слезы, успокойся. Почему ты пришла именно ко мне? Неужели нет других женщин, у которых он может быть? - спросила Амили и рассмеялась горьким смехом, увидев выражение поднятых на нее заплаканных глаз. - Да-да! Мужчины обычно утешаются такими способами. Так что поищи его еще у какой-нибудь...
- Я пришла не потому, что искала его здесь, - тряхнула головой Элизабет. - Я пришла, потому что знаю, он считает тебя своим другом и мог написать тебе что-то в ответном письме.
Амили усмехнулась:
- С чего ты взяла, что он писал мне письмо? Наши переписки, ровно, как и отношения давно канули в лету.
- И все же он должен был написать его тебе! Я просила его об этом, он обещал! Он не мог пообещать и не сделать!
Амили немного помолчала, а потом произнесла:
- А я-то думаю, кому обязана... Значит, тебе? Ну что ж, спасибо!
Вмиг от злой коварной женщины не осталось и следа.
- Я ничем не смогу тебе помочь, Элизабет.
- Разложи карты, умоляю! Посмотри, где он и что его ждет!
- В последний раз, когда я заглядывала в его будущее... Там не было ничего утешительного.
- Сделай это еще раз!
Несколько вопросов сразу читалось в глазах Амили, но задала она в конце концов только один:
- Ты любишь его?
- Да!
- Сильно?