Минуту они смеялись, наслаждаясь этой общей на двоих эмоцией. Потом Себастиан произнес заговорческим тоном:
- Я тут натворил кое-что...
- Что? - Энж, наконец, удалось приподняться, чтобы сесть рядом с ним. Она пододвинулась к нему поближе и приготовилась слушать.
- Когда ты перестала метаться под воздействием моей надежды,- весь его вид говорил о том, как он горд за то, что смог помочь подруге. И это не ускользнуло от нее, она толкнула его в плечо, чтобы он не зазнавался. -...Так вот..., когда ты уже была в порядке, приняв мою надежду, я был под воздействием такой любви, что мне захотелось сделать что-то хорошее для наших носителей. Особенно для твоего Лиама. Ну, хоть чуток подсластить ему существование, пока никто не видит...
- И...,- Энж замерла в ожидании тайны.
- Я незаметно для всех удалился в Мастерскую, просмотрел оба полотна, выгадал время и в одно время их существования добавил им...,- Себастиан опустил глаза,- страсти.
Энж вскрикнула от неожиданности.
- А что в этом такого? - Себастиан был невозмутим,- Пусть их влечет друг к другу, а что еще остается? Всегда есть слабая надежда, что под воздействием страсти кусочек любви из полотна моей носительницы выпадет и тогда...Кто знает, может, Хранитель передумает наказывать твоего Лиама...
Энж в порыве нахлынувшего чувства благодарности обняла Себастиана.
- Постой, ужастик...
- Спасибо!
- Подожди! Ничего не вышло же. Твой Лиам почувствовал подвох и сделал финт ушами, посмотришь потом сама.
- Все равно, спасибо!
- Вот до чего меня довела твоя любовь! Уже не думаю о наказании, о твоем существовании, а стараюсь угодить твоему носителю, только чтобы ты улыбнулась. Идиот!
Она чмокнула его в щеку:
- Тебя передумали наказывать?
- Нет еще. Чернота есть, так что...чем-то я должен расплатиться. Но книга молчит, Хранитель хмурится...Проблема. Я выполняю миссию наказания для другого мастера, и если меня отстранят, то кто будет этим заниматься? Своим поступком я подбросил им проблем.
- Ты раскаиваешься в содеянном? В том, что сгоряча разбил надежду?
Он усмехнулся:
- Как ни странно - нет. Это действительно - поступок, это мое решение, хоть оно и внезапное...Я горжусь им.
Дверь в комнату открылась, на пороге показался Мастер. Он осуждающе окинул взглядом молодых людей, но Энж почувствовала, что он доволен ее состоянием. Здесь, в родном доме, она читала отца лучше, чем в Мастерской.
- Себастиан, выйди,- прозвучала просьба.
Тот вздохнул и, прежде чем выйти, посмотрел на Энж с такой нежностью, что ей захотелось воспользоваться последним шансом для того, чтобы не отпускать его, схватить за руку..., но его глаза сказали: "Я рядом" и она успокоилась. Себастиан вышел из комнаты.
Мастер присел на кровать к дочери, держа рукой кулон, глаза его смотрели куда-то мимо нее. Безразличным гулом в тишине раздались его слова:
- Скажи мне, Энж...Разве это так сложно - составить полотно? Разве так сложно просто вставить в него все чувства, одно за другим? Не просматривать, а просто сделать это? Тебе бы хватило двух мастерских дней. И этим ты спасла бы себя и, может быть, даже Себастиана.
- Это трудно, ты прав. Я люблю своего носителя, отец. Мне трудно приносить ему боль.
- Как может быть носитель, человек, который сам же наказал себя, быть дороже всего, дороже всех? Как? Объясни мне! Почему ты к нам так безжалостна? Ведь ты погибнешь, понимаешь ты это? О чем ты думаешь? На что надеешься?
Внезапно осененный догадкой, он вскочил с места, и отпустил кулон:
- Надеешься! Ну, конечно! Это твой дружок постоянно кормит тебя своей надеждой? И как я был слеп! Вы провели даже Хранителя! Но с этого момента я запрещаю вам видеться!
- Нет, отец, я прошу, не делай этого! - взмолилась она.
-Запрещаю! - Повторил он. - И не смотри на меня так, Энж. Ты не знаешь, что чувствуем сейчас мы с твоей матерью, не представляешь, как трудно будет мне объяснить ей твою гибель! Я имею право лишить тебя твоей надежды!
Он протянул дочери маленькое зеркало:
- Вот, полюбуйся! Посмотри на свои глаза. Посмотри в них и узри свою подступающую смерть.
Он вышел, а у Энж оставалось все меньше времени, чтобы взглянуть в зеркало и взять себя в руки после увиденного, чтобы не шокировать и без того сильно обеспокоенную мать.
Но она медлила. Ей было страшно.
***
Стоящие на столе свечи мерцали и потрескивали под порывом свежего ветерка, дующего из открытого окна. Занавески на окнах трепетали, придавая комнате необычайную романтичность и воздушность. Стол был накрыт на две персоны. И комок подкатил к горлу, когда Элизабет увидела, что сидеть за столом придется довольно близко к Генриху... После прошлой ночи она была сама не своя от страха и стыда. Когда она вспоминала все, что происходило тогда, то ей хотелось забыться, убежать, запереться в комнате и не выходить оттуда вечно.
Ежедневный семейный ужин вдвоем с ней и ее откровенность- это были непременные условия для того, чтобы Генрих соглашался выполнять ее условие, единственное и очень важное для нее, как для любой женщины...условие, которое, впрочем, она была готова нарушить к своему стыду, прошлой ночью сама.
Он заметил ее присутствие и обернулся. В глазах вспыхнули искорки, потом же незамедлительно появился смех. На лице расползлась кривая усмешка.
- Добрый вечер, Элизабет. - он подошел к ней и учтиво поцеловал ее руку, после чего жестом пригласил к столу...
Мурашки пробежали по коже, когда она услышала его красивый голос... Этот голос неминуемо возвращал события прошлой ночи.
- Добрый вечер, - ответила она, и выдохнула с облегчением, когда в комнату зашел слуга Бернард.
Но Генриха, как оказалось, присутствие чужого человека при их разговоре ничуть не смущало, и он задал ей вроде бы обычный вопрос, о подтексте которого могли догадываться только они двое:
- Как прошел сегодняшний день?
("Я не видел вас сегодня, почему?" - говорил он ей тем самым.)
- Все хорошо, спасибо. Я немного приболела ...после вчерашних событий.
("Я не хотела выходить из комнаты и не хотела видеть вас...И сейчас не самый подходящий момент, чтобы разговаривать об этом!" - она поддержала эту веселящую его игру в шарады).
Он усмехнулся:
- Понимаю, именно поэтому я вас и не беспокоил. Сегодня заезжал Лувиньи и ваша кормилица была с ним. Но они не дождались вас, обещали заехать позже.
("Зачем бегать от всех подряд, если избегаете только меня?")
- Очень жаль, что я не увиделась с ними.
("Я не хотела видеть их тоже, ведь они также участвовали в этой комедии под названием "замужество", они ее начинали").
- Ваша кормилица просила меня поцеловать вас за нее,- он веселился от души.
("Ха-ха-ха!")
- Непременно...после ужина.
("Только дотроньтесь до меня, де Бурье!")
- Можешь идти, Бернард.
Слуга вышел, а взгляд Генриха стал намного серьезнее.
- Нам многое нужно обсудить, Элизабет, но не здесь и не сейчас.
- Почему не здесь? Мне кусок в горло не лезет все равно.
- Ну, а я жутко голоден.
- Вас это все забавляет?
- Ничуть.
- Вы потешаетесь надо мной, признайтесь.
- Элизабет, мы этой ночью натворили глупостей оба. Я чуть было не нарушил данное вам обещание, и это главное. Я потерял голову, но не до конца. И это мне многое позволило понять. Давайте на какой-то час сделаем вид, будто ничего не происходило. Просто ничего не было, Элли. Мы погуляли по городу, а после попили на крыше горячий шоколад. А все, что происходило потом, это ваш сон...и мой сон. Сны ведь бывают одинаковыми, верно?
Наступило молчание. Генрих ужинал, Элизабет лишь пила вино, изредка поглядывая на него и удивляясь, почему он так спокоен.
Ареон положил свою огромную голову ей на колени и жалобно поскулил, что конечно же, не осталось незамеченным для Генриха.