Когда-то...
«Весна – самое замечательное время года.
Во-первых, можно надеть любые сапоги и ходить по лужам. Просто так ходить – не интересно, поэтому проще сделать кораблик из дощечки от ящика, вбить гвоздь – мачту, одеть «парус» и провожать его до самой Туимки. Потом он поплывет по Туимке до самого моря.
Тут, конечно, придется помогать «кораблю», потому, что он будет застревать на «порогах». Его будет крутить, вертеть, несколько раз перевернет, парус намокнет,… но это не имеет значения, поскольку цель, все равно, будет достигнута.
Можно, конечно, взять нож от сенокосилки и вставить его в дно «корабля», он треугольный и острый, но он будет цепляться за дно… Казалось бы – корабль должен быть устойчивее, но мелко…. Мешает. Поэтому «киль» придется нести в кармане до самой реки.
Опять же одному это делать не очень интересно, поскольку потом как рассказать об этом… и кому?...» – так думал Петька, идя в отцовских сапогах к своему другу Женьке на улицу Гагарина.
– Петр! Разувайся. Ты по делам, или куда-то людей смешить собираетесь? – тетя Клава стояла на крыльце, загородив Петьке вход.
– По делам! – Петька не стал врать.
– И какое на сегодня дело?
– Стамеску не могу свою найти – стамеска мне нужна, – Петька помолчал и добавил, – И ещё кое-что!
– «Кое-что» – это бинты и «зеленка»?
– Гвоздь драночный – тонкий и длинный, – сказал Петька и посмотрел на свою левую руку, вспомнив, как они с Женькой зимой ставили парус на санки. – Тупая она у меня. Папка затупил. Править надо. Здорово, Женьк!
Из-за спины тети Клавы выглянул Женька.
– Идите оба в дом. Холодно. Ты бы еще голый выскочил, – мать задвинула Женьку в сенки.
Женька закрыл оба глаза и сморщил лицо. Было смешно, и Петька засмеялся.
– Смех без причины – признак дурачины, Петенька, – сказала тетя Клава и протолкнула Петьку вслед за Женькой в дом.
Стамеска была тупая. Да, она и не очень-то нужна была, – решили кораблики делать из коры лиственницы. Для этого пригодится и обычный нож.
Женька с Петькой высочили на улицу к поленнице, чтоб выбрать подходящий кусок коры.
«Куда?...Голые!» догнало их уже около поленницы.
– Уже идем! – крикнул Женька, пристраивая кусок коры на чурку и беря топор, чтоб разрубить его пополам.
Топор врезался в толстую кору и застрял в ней.
– Давай бей колуном сверху по обуху, – сказал Женька Петьке, держа топор на вытянутых руках и поглядывая на него.
От первого же удара кора лопнула и развалилась на две большие части.
– Большой будет. На поворотах об берега будет биться, – сказал Женька, разглядывая кору.
Петька оценивающе оглядел сначала Женькин кусок, потом свой, положил свой на чурку, аккуратно наставил топор.
– Бей, ты! – он бросил взгляд на колун.
Женька взял его и аккуратно ударил. Топор вонзился в кору.
– Ты гладить белье сюда пришел или с топором работать? «Бей!» – было сказано, – Петька недовольно забурчал, подражая своему отцу.
– А ты бы голову убрал. Не петух, вроде, – среагировал мгновенно Женька, глядя на куриные перья на чурбаке.
Петька отстранился, и длинная узкая полоска коры от удара упала на землю.
– Заканская! – оценил Петька, – Давай тебе смастрячим!
Петька аккуратно отложил свой будущий кораблик и взял колун.
Женька стал пристраивать свою кору на чурбак и устанавливать топор.
– Вы куда там пропали? Пойдёте в дом – дров захватите, – раздалось с крыльца.
– Да, идем же, – Женька отвернулся, держа топор.
– Ровнее-то не можешь? Ты бы ещё глаза закрыл, – бурчал Петька.
С первого удара вторая ровная полоска упала рядом с чурбаком.
– А, ну,..– Петька взял свою и стал разглядывать Женькину.
Оставшись довольный осмотром, он протянул впереди себя согнутые в локтях руки: – Клади!
Женька стал класть на руки поленья.
– Хватит! Я что тебе – Орлик? – Петька пошел к крыльцу, выглядывая из-за поленьев.
– Иго–го, тца,… – сказал Женька и пошел следом, таща еще дрова и свою полоску коры.
...Теленок ещё был в доме, поэтому за печкой примоститься не удалось и они сели около «голландки», разложив ножи и кое-какой инструмент.
– Обрежетесь, – спокойно сказала мать Женьки то ли себе, то ли мальчишкам и присела на табуретку.
Откинула немного назад плечи, сморщилась и пересела на стул, далеко вперед выдвинув ноги.
– Не...– сказал Женька, а Петька только кивнул, то ли в знак согласия с тётей Клавой, то ли с Женькой.
– Давайте только не сегодня. А, Петя?! – грустно сказала тетя Клава и посмотрела в окно, – В прошлый год… – помните?
– А что в прошлый год?! И не болели совсем! Скажи, Жень! А папка сёк? Так он не за то, что я провалился под лед. Он сёк за то, что я домой бежал с полными сапогами воды. Он же сам сказал: «Мало того, что как корова на льду, так ещё и глупый, как баран. Кто бегает, не вылив воду из сапог? Кто? Падал, пока бежал?» Если бы я тогда не сказал, что падал, может быть, и не «попало» бы мне.
…Если чё – выльем! Да, Женьк?!
Петька смотрел то на Женьку, то на его мать.
Мать махнула рукой и пошла на кухню.
– Нам ещё на машинный двор надо! Раз «не сегодня» пусть будет «не сегодня»!
Нам сенокосилка ещё нужна, – крикнул ей вслед Женька и подмигнул Петьке.
…На улице было тепло. Солнце светило жарко и радостно. Вдоль дороги справа и слева бежали мутные ручьи воды вниз к речке.
– Скоро начнется! – сказал Петька, проходя мимо колодца, вспомнив, что впереди огород, что скоро надо будет к вечеру таскать воду, что будет опять эта морковка, будь она неладна.
– Начнется! – согласился Женька, глянув туда же, на место будущих летних встреч с Петькой.
… В воскресенье никого в мастерских не было. Где-то далеко у самого забора, то заводилась, то глохла какая-то машина.
– Под снегом не найдем, – убежденно сказал Петька, оглядывая ряд комбайнов, сбоку которых ещё лежал снег.
– Другое что-нибудь найдем, – сказал Женька и двинулся к молчащей кузнице.
В кузнице было тепло.
– Недавно ушли, – сказал Петька, протянув руку над горном.
– Насовсем или «на обед»? – сказал Женька и тоже сунул руку под зонт горна.
– Насовсем! – утвердительно сказал Петька, почему-то посмотрел на потолок и включил свет.
– О! Бочка! – сказал он, увидев в углу невысокую белую бочку закрытую большой крышкой, – Вот такую натаскать – и делов-то нет. А поставят из-под солярки. Таскай им там, пока не лопнешь.
Петька пнул бочку, которая издала глухой утробный звук.
– Чё там? Дай-ка что-нибудь острое. Крышку закрыли, как от воров будто, – пробурчал он, глядя на Женьку.
– Вот пошли, а стамеску не взяли! Стамеской бы сразу подковырнули. Ещё, чего доброго, закрыли и кулаком постучали. Будто самим не придётся открывать, – Петька старался засунуть под крышку какую-то железку.
– Карбид! – выдохнул Петька под звук упавшей крышки, – Туши свет. Навключали тут! Вот из-за таких, как ты, и не хватает соляры на дизель по вечерам. Вот при лампе и делаем уроки!..
Петька с Женькой смотрели в бочку, в которой лежали камни с серым пушистым налетом.
Знакомый запах вызывал легкое щекотание ноздрей у обоих.
Петька сунул руку в бочку достал один, обтер его ладонью и плюнул на него.
Легкое едва слышимое шипенье, дымок и запах подтвердили догадку.
Они замерли.
Петька громко выдохнул и сощурил глаза. Потом закрыл их и громко вдохнул в себя воздух.
– Рыба из озера не поднялась ещё. Рано! – сказал он, не отрывая взгляда от бочки.
– Рано! – согласился Женька, так же смотревший в неё.
– Лед взорвём на речке! – сказал Петька.
– И лед… – согласился Женька.
– Сегодня.
– А когда ещё? Завтра в школу.
– Сначала ракету запустим, проверить карбид надо, – задумчиво сказал Петька.
– Надо. А где? Снег ещё – не лето, – Женька огляделся по сторонам.