Все это время А. А. Богданов продолжал свои философско-социологические искания. В работах «Философия современного естествоиспытателя» (1909) и особенно «Падение великого фетишизма» (1910) он последовательно изложил трудовую теорию общества, краеугольный камень которой — «теория трудовой стоимости в той коллективистической форме, которая дана ей Марксом»[56]. Для Богданова труд — важнейшее системообразующее не только политико-экономическое, но и социокультурное понятие; причем труд не как индивидуальное усилие «homo economicus», а труд как социальная производительная сила, как совместная созидательная деятельность людей. Социалистический идеал — идеал трудового коллективизма, зарождающийся в производственных отношениях пролетариата — «класса, преобразующего природу средствами машинной техники». В соответствии с основоположниками марксизма, Богданов полагал, что социалистическое общество должно преодолеть разделение между умственным и физическим, промышленным и сельскохозяйственным, организаторским и исполнительским трудом. Не ограничиваясь декларациями, он поставил перед собой задачу практически разработать те общенаучные основы, благодаря которым станет возможной реализация отстаиваемой им вслед за Ш. Фурье, К. Марксом и Ф. Энгельсом идеи перемены труда как необходимого условия всестороннего развития личности и избавления работника от судьбы искалеченной экономической разновидности, прикованной к производству одного вида продуктов[57]. Причем если Ш. Фурье рассматривал перемену труда как проявление одной из высших человеческих страстей — страсти к разнообразию, то К. Маркс, Ф. Энгельс и А. А. Богданов считали, что машинное производство с его революционным техническим базисом делает возможной и жизненно необходимой всестороннюю подвижность труда[58] и тем самым создает материальную основу для универсального применения способностей личности и открывает перспективы преодоления специализации.
От «интегральной концепции человека» (1905) через идею «социалистического знания» (1910) Богданов приходит к программе «всеобщей организационной науки», лежащей в русле ключевых положений Ф. Энгельса: «Общество, освобожденное от пут капиталистического производства», вырастит «новое поколение всесторонне развитых производителей, которые понимают научные основы всего промышленного производства и каждый из которых изучил на практике целый ряд отраслей производства от начала до конца…»[59]
Впервые идея всеобщей организационной науки четко прозвучала в эпилоге к фантастическому роману «Инженер Мэнни» (1912), который Богданов писал, имея за плечами удачный опыт литературной утопии «Красная звезда». Известный советский философ Э. В. Ильенков верно отметил важное значение «Инженера Мэнни» для понимания эволюции взглядов Богданова[60]. Однако смысл романа Ильенков, к сожалению, исказил, сведя его к «проповеди утопического представления о роли инженеров в развитии истории», к апологии научно-технической элиты.
В действительности (и читатель в этом убедится, прочитав роман) стержневой идеей Богданова является мысль о недопустимости монополии на принятие решений — опасности, масштабы которой стали столь очевидны в последние десятилетия. Именно универсальное научно-техническое знание каждого работника и способность широких слоев трудящихся (а не узкого круга экспертов) компетентно судить о технических проектах, затрагивающих жизненно важные интересы миллионов людей, должны сделать невозможным господство инженерной элиты, равно как и правительственных чиновников — «специалистов». Столкновения вокруг проекта марсианских каналов удивительно напоминают хорошо знакомые нам бурные споры о проектах переброски рек, сооружения АЭС и т. д. И это не единственное тревожное предвосхищение Богданова. Первым блестяще обрисовавший в «Красной звезде» возможности мирного использования атомной энергии, он в «Инженере Мэнни» первым же предупреждает человечество об опасности ядерного омницида.
В гиперболизированной фигуре главного героя романа Э. Ильенков увидел несуществующие «богостроительские тенденции», проигнорировав очевидное противопоставление «суперинженера» его сыну — рабочему вожаку Нэтти, стремящемуся избавить трудящихся от интеллектуального рабства. Образ Мэнни символизирует обреченность буржуазного индивидуализма и осуждаемое Богдановым безразличие к социальным последствиям научного поиска, грозящее катастрофой в эпоху массовых политических потрясений. Изобретатель динамита Альфред Нобель писал: «Вещи, над которыми мы работаем, действительно чудовищны, но они так интересны с чисто теоретической точки зрения… что становятся привлекательными вдвойне». Такую позицию Богданов называл «бесчеловечным фетишизмом отвлеченной истины», открывшим дорогу к созданию оружия массового уничтожения[61]. Возможность предотвращения пагубного использования достижений науки во вред человечеству Богданов видел в социализации знаний, органическом включении науки в общественно-трудовой процесс — именно эта мысль воплощена в речи Нэтти на митинге рабочих.
Социальное измерение «всеобщей организационной науки» прямо связано с той моделью социализма, контуры которой четко обозначены Ф. Энгельсом в «Анти-Дюринге». Однако сегодня многими советскими обществоведами все чаще поднимается проблема несоответствия реального социализма представлениям Ф. Энгельса при большой схожести с проектами Е. Дюринга[62]. Долгое время на это закрывались глаза, а положения Ф. Энгельса декларативно провозглашались фундаментом политической экономии социализма. Среди попыток переосмысления классических формулировок мы бы выделили круглый стол журнала «Вопросы экономики», посвященный 110летию выхода в свет «Анти-Дюринга». В частности, замечания, сформулированные в отношении подходов Ф. Энгельса Г. Х. Поповым[63], могут быть переадресованы и А. А. Богданову, для которого в разработке «организационной модели социализма» отправным пунктом был прогноз К. Маркса и Ф. Энгельса о промышленном пролетариате — создателе новой цивилизации, сделанный на основе научного анализа капитализма XIX в.
Следуя основоположникам марксизма, А. А. Богданов развивал представления о социализме как о нетоварной хозяйственной системе, в рамках которой продолжаются, организационно оформляются процессы обобществления, завершающиеся превращением экономики в единую фабрику: «все общество становится единым предприятием». «Рабочий класс осуществляет дело организации вещей в своем труде, организации своих коллективно человеческих сил в своей борьбе. Опыт той и другой области ему приходится связывать в свою особую идеологию — организацию идей. Таким образом, сама жизнь делает его организатором универсального типа, а всеорганизационную точку зрения — естественной и необходимой для него тенденцией»[64]. В процессе выполнения пролетариатом своей исторической миссии формируется человек будущего — «человек науки, человек труда, человек идеала», многогранный работник с универсальностью знаний и навыков и высокоразвитым чувством коллективизма.
Так рассуждал Богданов. Однако «сегодня ясно, что индустриальный рабочий класс, с которым связывали свои надежды Маркс и Энгельс, не смог выполнить возлагавшуюся на него миссию прорыва в посткапиталистическую цивилизацию»[65]. Нетоварный идеал социализма исходил из анализа реальных противоречий раннего капитализма и соответствовал антибуржуазным настроениям пролетариата той эпохи. «Но в последующем выяснилось, что западная буржуазия способна снять остроту этого конфликта, осуществить своего рода экономическую и политическую интеграцию рабочего класса в капиталистическую систему»[66]. Характерно, что и А. А. Богданов, и его ученик Ф. Калинин все же не прошли мимо начальных фаз этого процесса[67]. Более того: уроки первой мировой войны подтолкнули Богданова к выводу о неготовности реального европейского пролетариата к роли класса — строителя социализма[68]. Однако это не привело его ни к отказу от дальнейшей разработки нетоварной модели социалистического хозяйства, ни к пересмотру однозначной ориентации на рабочий класс как единственную силу, способную «тектологически верно» разрешить противоречия капиталистического общества.
61
«Невиданное торжество математических, физических и химических формул — идеальная точность расчета в истреблении миллионов людей» — такова, по мнению Богданова, роль науки в первой мировой войне (
65
67
См.: