- Если тебе так хочется, чтобы я еще раз послала тебя на хер, то давай, - хмыкнула Карлина, - это я могу делать хоть сутки напролет.
Альцин Димитреску негромко рассмеялся.
- Ох, дитя, какой же ты бываешь смешной! Разве таким занимаются сутки напролет? - он вернулся обратно к своему стулу, однако садиться не торопился, собирался встретить Матерь Миранду на ногах, как и полагало джентльмену. - Окажи любезность и посети мой замок сегодня вечером. Буду рад продемонстрировать юной леди, как можно провести время с гораздо большей пользой и удовольствием.
- Ой, завали, - отмахнулась Карлина; шаги Миранды теперь сопровождали тяжелое шарканье Моро и мерзкое хихиканье Энджи. - На меня твои уловки все равно не действуют.
- Никаких уловок, моя дорогая, - поклялся Альцин с самой вредительской улыбкой, - только не говорите мне, что вы испугались моей компании. Всегда такая бесстрашная мисс Гейзенберг боится остаться с мужчиной наедине…
- Хер тебе! Я приду. И вобью каждое слово тебе в глотку, - пригрозила Карлина, пламенея щеками, не сразу сообразив, что лорд Димитреску ее поймал, сделал заложницей собственного решения. Теперь, если женщина не придет, будет выглядеть трусихой, полной идиоткой, а Альцин выйдет победителем, хотя это ни хера не так, они не в школе, чтобы бросать друг другу такие нелепые вызовы. Однако, глядя в самодовольное лицо мужчины, который улыбался Карлине так, словно она обещала ему первый танец на балу, фройлян Гейзенберг испытывала странное желание все-таки как следует приложить его молотом по макушке. И надеть этим вечером платье, чтобы, увидев ее, этот франт охерел и долго не мог выхереть обратно.
========== Gender switch!AU II ==========
Простая керамическая кружка, голубая, от кипятка меняющая цвет на зеленовато-синий, по сравнению с манерными фарфоровыми чашечками с золочеными изогнутыми ручками казалась огромной, словно ведро, хотя Карлине ее содержимого было всего на три глотка, не больше; того, что влезало в сервизные чашки, расписанные кобальтовой сеткой, хватало ровно на то, чтобы слегка смочить губы. Женщина вылила в свою кружку почти половину чайника, заливая крепким зеленым чаем горсть размокшего в бренди изюма, дольки вяленой груши, звездочки бадьяна и веселую зелень мяты, присыпанную корицей. Карлина резко поставила чайник на стол, бряцнув неровно сидящей крышкой сахарницы, и, потянувшись через весь стол, зацепила кончиками пальцев вазочку с конфетами, чтобы притянуть ее к себе. Посеребренные края вазочки с неприятным скрежетом прошлись по столешнице, сминая скатерть, несколько шоколадных трюфелей шмякнулись на стол, роняя посыпку с ароматом пряной вишни, а когда Карлина запустила в сладости руку, загребая разом полную ладонь, глаза лорда Димитреску округлились до размера чайных блюдец. Неловко кашлянув, он поправил шелковый шейный платок, блестящий бриллиантовой булавкой, и торопливо глотнул из своего бокала. Густая, темная до черноты жидкость оставляла на хрустальных стенках зловеще-алые следы.
Карлина, поддернув мешающий подол, шире развела ноги, привычно развалившись на стуле; она чуть сутулилась, постоянно ставила локти на стол и облизывала пальцы, собирая с них шоколадные следы, пила чай, шумно глотая, жевала, по-лошадиному стуча зубами, и совершенно не замечала, как лицо Альцина становилось мрачнее с каждой секундой. Его брови, иронично приподнятые в начале вечера, опустились, сходясь над переносицей, лоб пересекли морщины, рот строптиво сжался, а подбородок выдался вперед; взгляд лорда Димитреску больше не искрился весельем, а раздраженно потух, равняясь цветом с застывающей смолой.
- Я прошу прощения, - начал он, дергая нижней челюстью, - однако не могу избавиться от чувства, что вы надо мной издеваетесь.
- С хера ли? - проворчала Карлина с полным ртом, от чего Альцин досадливо поморщился. Деликатно промокнув губы тканевой салфеткой и сложив ее так, чтобы пятна крови были не видны, мужчина закинул ногу на ногу с поразительной для его габаритов грацией; когда Гейзенберг просто откинулась на спинку стула, она умудрилась толкнуть носком ботинка ножку стола, запутаться в собственной юбке и уронить чайную ложку, из-за которой стукнулась локтем, когда полезла вниз, чтобы ее достать. Увидев под столом ступни Альцина, обутые в сшитые на заказ ботинки из мягкой итальянской кожи - сучонок никогда не скупился на свои тряпки и побрякушки, - Карлина с трудом подавила желание связать его шнурки вместе; вот была бы потеха, если бы этот детина грохнулся! Верно, и пол бы собой проломил, и провалился бы на нижний этаж. Смешок толкнулся в горло женщины, она приглушенно хрюкнула, по-прежнему прячась под столом и крутя в пальцах подобранную ложку, на ручке которой красовалась именная монограмма семейства Димитреску.
- Куда вы пропали, моя дорогая? Нашли там что-то интересное? - от звуков глубокого голоса мужчины Карлина подскочила, стукнувшись головой о край стола; скатерть, спускавшаяся почти до пола, заглушила ее брань. - Если так, то я тоже хочу взглянуть.
- Ты все равно сюда не поместишься, - огрызнулась Гейзенберг, вылезая из-под стола, чуть встрепанная, недовольная, оттягивая чуть тесноватый ворот платья, украшенный кружевным воротником. На легком черном шифоне распускались оранжевые острые бутоны, похожие на всполохи огня; платье было немного мало Карлине в плечах и груди, юбка немного топорщилась и цеплялась подолом за высокие ботинки, которые женщина обычно носила на фабрике. Другой обуви у нее попросту не было, а ломать голову над своим нарядом из-за чаепития в замке его сиятельства Кровавого Хера, женщина не собиралась. Вот еще! Не хватало только, чтобы Альцин подумал, будто Карлина пыталась ему понравиться. К черту, обойдется как-нибудь и без его симпатий.
О том, что в таком случае не стоило принимать приглашение лорда Димитреску, Карлина как-то не думала.
- Так… на чем мы остановились? - задумчиво протянул Альцин, щуря свои звериные глаза; через мгновение на его губах распустилась улыбка, широкая, радушная, как у палача, встречавшего свою юбилейную жертву. - Ах, да!.. Мы говорили о том, что вы, мисс, бессовестно меня провоцируете.
- С хера ли?! - повторила Карлина, растерянно моргнув. - Ты говорил, что я над тобой издеваюсь. Хотя это не так.
- Отнюдь, - мужчина озорно погрозил пальцем; вся его угрюмость улетучилась, было видно, как Альцин искренне забавлялся ситуацией, и у Гейзенберг в ту же секунду испортилось настроение. Из чувства протеста она взяла из вазочки сразу несколько трюфелей и с мятежным видом сунула их в рот, отправив за щеку. Лорд Димитреску, сбившись с мысли, осекся, темнея лицом; острый прищуренный взгляд полоснул лучащееся злорадством лицо Карлины.
- Вот об этом я и говорил. Вопиющее бескультурье, хамство, дерзость, но с этим я еще готов примириться. В конце концов, чего еще ждать от пролетария?
- Ты допиздишься, - хмуро пригрозила Карлины, упираясь локтем в столешницу рядом со своей кружкой; Альцин от ее угрозы небрежно отмахнулся. Сложно воспринимать всерьез женщину, которую он мог носить на плече, как попугая, однако Гейзенберг уже не раз доказывала раздувавшимся от самомнения мужикам, на что способна. Этому крупнокалиберному напыщенному засранцу было мало того, что Матерь Миранда сочла Карлину достойной Каду, лорд Димитреску, кажется, не пытался увидеть в ней что-то большее, чем шаловливый, невоспитанный ребенок, пытающийся вмешиваться в дела взрослых, хотя кровосос был немногим старше Гейзенберг и уж точно не знал, через что ей пришлось пройти и что пережить. Самодовольный, эгоистичный напомаженный здоровенный ублюдок, наверное, каждый вечер наяривал на самого себя перед зеркалом; представив себе Альцина, голого, бледного, как мертвец, в одной руке держащего бокал со своим пойлом, а в другой - собственный хер, женщина едва не поперхнулась родившимся в груди смехом. Она попыталась утопить его в чае, но только подавилась, забрызгав платье и скатерть, что еще больше рассмешило Карлину, а лорда Димитреску заставило мученически возвести глаза к потолку.
- О чем я и говорю, - он постучал ровными крепкими ногтями по столешнице, прозрачными и твердыми, точно стеклянными; ногти самой Карлины были подстрижены коротко, однако под них все равно забивалась грязь и копоть, оседавшие траурной каймой. - Однако, полагаю, все дело во времени, в которое вам довелось появиться на свет. Война оставила сильный отпечаток на вашем характере. Вы загрубели, забыли, как быть женщиной, стараясь превзойти мужчин. Это не плохо, моя милая, но совершенно противоестественно.