- А ты что, стесняешься? - ядовито осведомилась Даниэла из библиотеки. - Стыдишься? Неужели он так ужасен?
- Не твое дело, - огрызнулась Бэла, на что младшая сестра отозвалась издевательским смехом, - не лезь, куда не просят, Дани! Вместо того, чтобы совать нос в мою личную жизнь, лучше бы занялась своей!
- Давай я займусь твоей? Судя по всему, у тебя все очень печально. Настолько, что ты не хочешь познакомить с нами своего парня. Если он существует, конечно. А то вдруг ты его выдумала. Ты ведь у нас такая фантазерка, Бэли.
- Ну ты и сука, Дани, - выпалила Бэла, и Альсина, окончательно потеряв терпение, ударила ладонью по подлокотнику кресла; от ярости, вспыхнувшей ярче бенгальского огня, головная боль почти прошла, однако женщина была слишком взвинчена, чтобы это заметить. Выпрямившись во весь рост, расправив плечи, леди Димитреску набрала полную грудь воздуха и отчеканила во всю мощь своих легких:
- Довольно!
Дом пристыженно затих, даже Элоиза замолчала, прижав крошечные ладошки к лицу; Карл, дурашливо скривив рот, втянул голову в плечи, умильно посматривая на рассвирепевшую жену, а Бэла, Даниэла и Кассандра затаились каждая в своей комнате; Альсина порадовалась, что Карла-младшего няня увела на прогулку, иначе бы на одного крикуна было бы больше.
- Что бы я больше не слышала подобных выражений! Что это все значило?! Брань, крики… ведете себя, как беспутные скандалистки! Если еще раз такое повторится, пеняйте на себя, девочки. Не посмотрю на то, что вы взрослые!
- И что ты сделаешь? Под домашний арест их посадишь? - неосторожно хмыкнул Гейзенберг, но замолчал, снова прячась за Элоизу, стоило леди Димитреску перевести на него взгляд, кровожадно прищуренный, как у леопарда. - Все, все, я понял, не лезу. Твои дочери, сама с ними разбирайся.
- Это все ты, - патетично заявила Альсина, взмахнув широким рукавом халата, - дурной пример заразителен, вот и мои девочки, глядя на тебя, совсем отбились от рук.
- Слушай, им же не пятнадцать лет. Чего ты их строить пытаешься, как школьниц? - Карл уложил на плечо Элоизу, заметно поникшую после гневной вспышки матери; леди Димитреску, заметив грустное личико младшей дочери, ее насупленные бровки, надутые губы и сжатые кулачки, мгновенно устыдилась своего срыва. Как она могла требовать от своих детей благовоспитанности, если сама позволяла себе повышать на них голос? Женщина забрала Элоизу у мужа, прижала девочку к груди, успокаивающе поглаживая по спинке; Элоиза трогательно уткнулась носом ей в шею, тихонько посапывая, и леди Димитреску растроганно улыбнулась.
- Моя маленькая, - шепнула Альсина, целуя дочь в висок, - не сердись на маму. Мама так злится потому, что очень вас любит. Мои девочки ведь самые лучшие, и очень сложно принять, что у моих прекрасных, замечательных дочерей есть недостатки.
- Да, то ли дело твои мужики - идеальны со всех сторон, - заметил Гейзенберг, боком подбираясь ближе к женщине, - во всяком случае: я и мой пиздюк. А Итан все-таки плесень. Кто там у Бэлы, узнаю при знакомстве, но точно тот еще паразит. Осталось теперь еще и Даниэлу пристроить, и все, можно спать спокойно. Пусть у их мужиков голова о девчонках болит.
Альсина не ответила, продолжая укачивать Элоизу; думать об избранниках дочерей совсем не хотелось. Они с девочками жили так тихо и мирно, когда их было только четверо, однако стоило мужчинам войти в их жизнь, как все изменилось. Это так походило на испытание на выносливость, однако леди Димитреску находила удовольствие в постоянной борьбе, в стычках с Гейзенбергом, в препирательствах дочерей, ставших такими взрослыми в одночасье, в шалостях Карла-младшего и Элоизы, в шумных ужинах, когда вся семья, включая худосочного Итана Уинтерса и его милую дочурку собиралась за одним столом. Было совсем не утонченно и не изысканно, но весело и уютно, настолько, что леди Димитреску могла бы милостиво согласиться с тем, что другой судьбы она ни за что не пожелала бы. Даже при условии, что Гейзенберг иногда ел руками, игнорируя приборы, а Итан Уинтерс гладил под столом колено Кассандры, наивно полагая, что этого никто не видел.
========== Normal!AU VI ==========
Леди Димитреску не терпела присутствие в доме посторонних: они раздражали Альсину своей неуместностью, неловкостью, суетностью, похожей на мышиную возню под полом, поэтому к новой прислуге женщина привыкала долго и тяжело, выбирала персонал скрупулезно и тщательно, стараясь удостовериться, что в ее доме будут работать порядочные, проверенные люди. Постепенно леди Димитреску свыкалась с привычкой горничной петь во время работы или пристрастием гувернантки к цитрусовым духам, похожим больше на автомобильный освежитель воздуха, однако стоило порог переступить Итану Уинтерсу, как в груди начинало жечь от раздражения. Свыкнуться с наличием молодого человека в своей жизни никак не получалось: внимание цеплялось за все, что выбивалось из привычного Альсине уклада: куртка, небрежно брошенная на стул, коробка из-под пиццы, забытая на столе в гостиной, дешевые кроссовки в прихожей, запертая дверь в комнату Кассандры, откуда доносился смех. Это ужасно выводило из себя; как ни странно, малышка Роза леди Димитреску ничуть не мешала. Девочка росла тихой, беспроблемной, в отличие от собственных детей Альсины - парочки варваров, которых уже в столь юные годы тянуло на завоевания. Пока Розмари примерно рисовала, Карл-младший мог залезть в буфет за банкой с печеньем, а Элоиза - юркая, проворная, словно обезьянка - могла ворваться в гардероб, вооружившись ножницами, чтобы порезать платья леди Димитреску на наряды своим куклам. Несносные, совершенно невозможные дети; Альсина пришла в ужас, увидев Элоизу, сидящую в окружении шелковых обрывков и лоскутков, в которые превратилось ее вечернее платье. Его было почти не жалко - к дьяволу, это всего лишь тряпки! - но Элоиза могла пораниться ножницами; специально взяла самые большие, кухонные, которые легко резали куриные кости и хрящи. Что им детские пальцы? Но, несмотря на весь испуг женщины, Элоизу наказали за испорченное платье; как и Карла-младшего, который, наевшись сладкого, уронил винтажную банку из-под печенья, переполошив всю прислугу. Хорошо, что сам не сорвался с верхних полок буфета, тогда бы сердце леди Димитреску точно не выдержало бы.
Чтобы впредь не вздумали так пугать мать, Элоиза и Карл-младший до конца месяца были лишены десерта; протесты детей Альсина подавила одним суровым взглядом, которого оказалось недостаточно для потешавшегося Гейзенберга. Ему все было смешно, как будто шутка, что его сын мог разбить голову о кафельный пол! А если бы Элоиза покалечилась?! Мерзавец продолжал бы смеяться?! Леди Димитреску буравила мужа янтарно-потемневшими, как у львицы перед прыжком, пока Гейзенберг попивал какао под грушевые кексы, одновременно что-то высматривая в мониторе своего ноутбука.
- Хватит на меня таращиться, - проворчал он с полным ртом, засыпав крошками клавиатуру, - как будто я в детстве коленки не расшибал. Ни один пацан без синяков и шишек не обходится. Свалится - значит, в следующий раз не полезет.
- Скажи еще специально его со шкафа сбросить, чтобы получше запомнил, - огрызнулась Альсина; спокойствие Карла ее бесило. Это, между прочим, и его сын тоже, а Гейзенберг вел себя так, словно у него в запасе еще несколько детей. Если один убьется, то можно будет попробовать вырастить следующего. А что? Это же легко, рождение детей - почти как работа принтера, главное, чтобы краски в картриджах хватало. Уперев руки в бедра, леди Димитреску стояла, нависая над мужем, который с апатичным видом шумно отхлебнул какао и продолжил щелкать мышкой, водя курсором по таблицам, графикам и столбикам расчетов.
- Зачем его куда-то бросать? - мужчина небрежно пожал плечом. - Он и сам отлично справляется. Вчера он в косяк врезался, шишка выросла с мой кулак.
Альсина, возмущенно раздув ноздри, придвинулась к Гейзенбергу вплотную, напирая на него грудью. Карл косил заблестевшим глазом на линию ее декольте, пряча ухмылку в уголках рта; леди Димитреску, оперевшись ладонью о стол, с видом кровожадным и свирепым впилась глазами в мужа, который, позабыв о кексах, предпочитал исподволь любоваться ее обнаженной в вырезе домашнего платья грудью.