- Не уверен, что привычные средства на нее подействуют. Нужно что-то по-настоящему забористое и бронебойное. О, знаю!.. Тот абсент, что мы пили с Моро на День независимости! Когда нас вырубило после первой стопки!
- Издеваешься? - прищурилась леди Димитреску, расправляя платье на груди; черный шелк шел по линии выреза тонкими аккуратными складками, тяжелая брошь с лунным камнем, на которой был выточен профиль самой Альсины, была приколота чуть правее линии декольте, ближе к плечу. - Недавно моего отца похоронили, ты еще и мать хочешь угробить?
Гейзенберг подозрительно замолчал, втянул голову в плечи, надув щеки, взгляд его заметался из стороны в сторону, и девочки дружно захихикали, глядя на отчима, словно застигнутого на месте преступления. Он поджал губы, выдвинув вперед нижнюю челюсть, после чего встретился глазами с женой и выпалил, шаркая ногами:
- Нет, что ты! Как я… Как тебе такое в голову вообще пришло?! Эта старая перечница подарила миру тебя, мою драгоценную жену, поэтому я буду бесконечно счастлив принять эту чуму в блузке с жабо в своем доме.
Карл, умильно моргая, боком придвинулся к все больше мрачнеющей жене.
- Слушай, дородная моя, а твоего батюшку случайно не кремировали?.. А то, подозреваю, и он к нам с визитом может приехать… сидя в виде пепла в урне.
- Еще одно слово в подобном тоне - и я сама овдовею в ближайшее время, - отчеканила леди Димитреску, которую все абсурдности, что нес Карл, странным образом успокаивали. Это было так грубо, вопиюще и нелепо, что просто не могло быть о чем-то серьезном. Девочки в силу возраста еще не понимали всю глубину и трагичность потери, тем более, проведя столько времени вдали от бабушки и дедушки, однако Кассандра ждала приезда леди Звениславы с воодушевлением, Бэла, которая ярче, чем младшие сестры, помнила лорда Димитреску, последние дни была крайне тихой и задумчивой, а Даниэла охотно подхватывала насмешки отчима, словно для нее все было только шуткой. Даниэла всегда любила посмеяться; даже разбив колено в детстве, хихикала сквозь слезы, но и ее улыбка померкла, когда в просторный холл в сопровождении рослого дворецкого зашла закутанная в меха вдовствующая леди Димитреску.
При виде матери сердце Альсины дрогнуло и звонко треснуло, рассыпаясь, как тонкий весенний ледок.
Леди Звенислава выглядела совсем прозрачной, болезненной и усталой, следы былого очарования едва угадывались за маской скорби и морщинами. Лицо женщины осунулось, щеки и глаза ввалились, а вот подбородок и шея стали дряблыми, истончившиеся волосы леди Звенислава прятала под атласным тюрбаном, заколотым брошью с топазом, а ее руки сделались костлявыми, похожими на птичьи лапы. Кряхтя и отдуваясь, она снимала шубу, мрачно оглядываясь по сторонам, однако избегала смотреть на дочь и ее семью. Вдовствующая леди Димитреску была одета в закрытое черное бархатное платье с высоким пышным воротником, которое казалось слишком тяжелым для пожилой женщины, однако она выпрямилась, царственно расправив плечи, и медленно повернула голову, как будто ей было тяжело встретить взгляд Альсины. Рот леди Звениславы исказило судорогой, край губ повело в сторону, словно она хотела улыбнуться, а выцветшие глаза вдруг наполнились слезами, что напугало Альсину; раньше ей никогда не доводилось видеть свою мать плачущей, но сейчас леди Звенислава стояла перед ней, прижав ладонь к губам, и дрожала, как от холода, силясь справиться с накатившими эмоциями.
Девочки, прижавшись друг к другу, настороженно следили за приемной бабушкой, не решаясь подойти, ждали реакции матери или отчима, Гейзенберг старался дышать как можно тише, надеясь, что его не заметят, но держался поближе к Альсине, которой хотелось, так хотелось подойти, обнять леди Звениславу, которая раньше не слишком была щедра на нежности; с чего бы ей быть ласковой со своей непутевой дочерью сейчас?
Улыбка Альсины вышла вежливой, но нерадостной.
- Здравствуйте, мама. Добро пожаловать. Надеюсь, дорога не слишком вас утомила?
- А что, - голос леди Звениславы звучал надтреснуто, - ты надеялась, что я умру в пути, и не придется терпеть меня в своем доме? Не волнуйся, я не позволю себе долго пользоваться вашим гостеприимством. Не хочу жить под одной крышей с твоим мужем больше, чем это необходимо.
Альсина глубоко вздохнула, сжимая зубы; она догадывалась, что будет нелегко, однако мать ясно дала понять, что годы ее ничуть не изменили, а вдовство сделало и без того тяжелый характер желчным. Раньше леди Звенислава сдерживалась при внучках, теперь же говорила в их присутствии, не стесняясь. Она словно не заметила Даниэлу, Бэлу и Кассандру, не сводя с дочери горького взгляда.
- Надеюсь, мне подготовили комнату? Или мне придется ночевать на диване в гостиной? - едко осведомилась леди Звенислава. - Я с самого начала знала, что этот немец, за которого ты по глупости вышла замуж, не сможет обеспечить тебе достойную жизнь. Лучше бы пожила в гостинице. Казенный сервис, но всяко лучше…
- А чего в гостинице? Я думал, мороайки на кладбищах живут. Что, не нашлось свободного склепа? - нагло поинтересовался Гейзенберг, ощерившись; Альсина округлила на него глаза, давая понять, что не следует, однако Карл уже закусил удила, словно понесший конь, а леди Звенислава непримиримо раздула ноздри:
- Альсина, передай этому мужлану, который женился на тебе только по случайному стечению обстоятельств, что у него нет ни малейшего права так со мной говорить. То, что мы… породнились, еще ничего не значит.
- В своем доме я буду говорить с кем и как захочу, - отрезал Гейзенберг; вдовствующая леди Димитреску поджала узкие губы.
- Альсина, будь добра, приструни этого человека.
- Да, дорогая, приструни меня. Ты ведь знаешь, как мне нравится, - в довершении своих слов Карл хлопнул Альсину ладонью пониже спины. Женщина от неожиданности глупо ойкнула, ее дочери дружно охнули, затаив дыхание, а леди Звенислава смотрела на разворачивающуюся перед ней сцену с вытянувшимся от возмущения лицом.
- И ради… него ты оставила нас с отцом, - тихо промолвила вдовствующая леди Димитреску, - ему ты позволяешь воспитывать своих дочерей и оскорблять собственную мать.
- Вас еще никто не оскорбляет, - рявкнул Гейзенберг, сердито раздувая щеки, - но если услышу, что какая-то старая грымза попытается снова заклевать мою жену, я отправлю ее в полет из окна. Без метлы.
- Ты это слышала?! Альсина! С этим человеком ты связала свою жизнь! Мне страшно представить, как он обращается с девочками!
- Нормально я с ними обращаюсь! Вода и хлеб три раза в день и профилактическая порка розгами по воскресеньям, - издевательски заявил Карл, на что уже Кассандра, Бэла и Даниэла ошарашенно заморгали. Лицо леди Звениславы побелело от ярости; она вздохнула полной грудью, собираясь ответить Гейзенбергу достойной отповедью, от чего стала похожей на готовую к броску кобру, но Альсина бесстрашно шагнула вперед и поймала мать в крепкие объятия, не столько волнуясь за Карла, который разве что копытом не бил, готовый снести все на своем пути, включая тещу, но беспокоясь за леди Звениславу. Она недавно лишилась мужа, прилетела в другую страну и столкнулась лицом к лицу с Гейзенбергом; сердце немолодой женщины может попросту не выдержать переживаний. Альсина подозревала, что силы духа и выдержки ее матери хватит на десятерых мужчин, однако рисковать не хотела; не готова была потерять так сразу обоих родителей, какие бы сложные отношения у них не были.
- Медведица! - просипела леди Звенислава; обнимая ее, Альсина чувствовала, как мать вся высохла и истончилась. - Задушишь ведь! Разве леди полагается вот так хватать?
- Мама, помолчите, пожалуйста, - попросила женщина, не размыкая рук. - Раз уж вы напомнили мне, что я - леди, то и я хочу сказать, что вам не к лицу поддаваться провокациям Карла.
- Не тебе меня учить. Нахальная девчонка. Уехала, бросила нас с отцом и… И… - неожиданно леди Звенислава всхлипнула. - Единственная дочь!.. И предпочла какого-то…
- Мама, неужели вы до сих пор не смирились? - грустно улыбнулась Альсина; прижимая пожилую женщину к груди, она вдруг остро ощутила ее тоску и одиночество. Лорд Димитреску был камнем, скалой, вершина которой удерживала ледник и тонны снега, и теперь без этой поддержки леди Звенислава летела вниз, как птица с перебитыми крыльями. Альсина могла бы ее поймать; но не ценой своего счастья и семейного благополучия.