Такого от своей средней, самой здравомыслящей дочери Альсина не ожидала.
- Мама, - вздохнула Кассандра совсем как Гейзенберг, чем мгновенно вывела женщину из себя.
- Я так понимаю, все остальные уже в курсе? Твои сестры, мой дражайший супруг… они знали, верно?
Девушка опустила глаза, переступая с ноги на ногу, принялась одергивать черные кружевные рукава, и Альсину затопило горькой досадой. Уязвленно поджав губы, она положила ладони на бедра, прохаживаясь по холлу; каблуки ее туфель выбивали торжественный марш. Конечно, в последнее время леди Димитреску немного уделяла времени дочерям; сын, этот маленький крикун, требовал внимания матери, и Альсина легкомысленно увлеклась только заботой о нем, полагая, что девочки достаточно взрослые и толковые и не нуждаются в присмотре. Она немного переживала за Даниэлу, склонную к сумасбродству, и Бэлу, которая с детства была сорванцом, однако и подумать не могла, на что способна Кассандра - ее черный вороненок. Вот и сейчас девушка стояла, нахохлившись, кусала губы, морща лоб, не то расстроенная, не то сердитая, хотя это у леди Димитреску были все причины для огорчения.
- Дитя мое, - негромко промолвила Альсина с тенью печали на лице, пусть ее сердце, раненное пренебрежением, билось о ребра. - Когда ты решила, что я не достойна доверия? Что не заслуживаю твоей откровенности? Что я такого сделала, Кассандра, что ты даже не пожелала со мной переговорить?
- Я не думала, что это станет для тебя ударом, - призналась девушка, нервно отводя волосы за ухо, и стыдливо вспыхнула, когда леди Димитреску обиженно отвернулась, - не хотела тратить время на разговоры, посчитала, что лучше будет решить все сразу.
- Для кого лучше, милая? - от одолевающей ее грусти Альсине не хотелось даже полюбоваться на свое отражение; обычно она не могла удержаться от созерцания себя в зеркале, это всегда поднимало женщине настроение, однако в этот раз даже собственная привлекательность была не в силах развеять пасмурный настрой леди Димитреску, которая еще утром сочла себя великолепной в темно-синем платье со струящейся юбкой, и широкими рукавами с облегающими манжетами, но сейчас чувствовала себя неуклюжей, грузной, будто медведица, и такой же злой, словно она только вышла из спячки.
- Для тебя, - с несвойственным ей нахальством заявила Кассандра, и Альсина сжала челюсти: это все влияние Гейзенберга, не иначе. Раньше дочери никогда ей не дерзили, а теперь же - вопиющее непослушание в каждом жесте! - Ты бы стала волноваться.
- Конечно, я бы волновалась! Ты моя дочь! - запальчиво бросила леди Димитреску. - Чего ты ждала от меня? Равнодушия? Ни одна мать не останется безучастной к судьбе собственного ребенка!
- Мама, ничего страшного не случилось, - попыталась успокоить распалившуюся графиню Кассандра, однако ярость Альсины набирала скорость, как разгонявшийся локомотив.
- Действительно, ничего не случилось. Кроме того, что ты намерена испортить себе жизнь, совершенно ничего не происходит.
- Что тебя так разозлило? - бесстрашно выпалила Кассандра. - То, что я тебя не предупредила? Или что не спросила разрешения и сделала все по-своему?
- Ты это серьезно, родная? - голос леди Димитреску был нежнее бархата, что свидетельствовало о нараставшей с неотвратимостью торнадо силе ее гнева. Она не требовала многого от своих детей, ждала лишь честности, уважения и послушания, а Кассандра позволила себе такую вопиющую наглость. Мерзкая девчонка, как только посмела?! Неблагодарная, после всего, что Альсина для нее сделала!
- Мама, я не хотела тебя обидеть, - призналась девушка без тени раскаяния, - я трижды пыталась с тобой об этом поговорить, но ты была так занята…
- Потому что я занята воспитанием моего сына. Ты бы знала, как нелегко бывает с маленькими детьми, если бы почаще бывала дома.
- Я знаю, - промолвила Кассандра, туманно улыбнувшись, и леди Димитреску покачнулась от накатившего на нее головокружения. Дочь бросилась к ней, но Альсина выставила вперед руку, не позволяя ей приблизиться; просунув пальцы под колье с лазуритами, женщина чуть оттянула ожерелье, ослабив давление на оледеневшее от спазма горло.
- Это что еще значит?! - прошипела она. - Кассандра, милая, только не говори мне, что… Нет, ты не могла. Ты бы не поступила так со мной!
- Мама, прошу, - взмолилась дочь, пока леди Димитреску металась по комнате, готовая крушить все на своем пути. Она убеждала себя, что просто неправильно поняла Кассандру, что девушка вовсе не имела в виду свою неожиданную беременность, однако воображение, разыгравшись, уже рисовало жуткие картины безрадостного, унылого существования Кассандры, потому что мать за ней не доглядела, не поддержала, не дала совет в нужный момент.
Конечно, это была вина Гейзенберга - стервец все уговаривал дать девочкам больше воли и самостоятельности. И вот к чему все это привело!
Нужно немедленно решить, что делать дальше, принять меры, пока не стало поздно! Неважно, сколько лет ее дочерям, для Альсины они навсегда останутся детьми. Кто их защитит, если не мать?
- Ну, дамочки, и чего мы тут шумим? - хмуро поинтересовался Гейзенберг, входя в просторный холл; чуть встрепанный, в мятой рубашке и вельветовых брюках с вытянутыми коленями, он громко, совершенно бескультурно причмокивал, потягивая через широкую трубочку грушевое пюре, в котором Альсина узнала детское питание их сына. Понятно теперь, почему оно заканчивалось так быстро. Сузив глаза, она по-военному развернула плечи, становясь напротив мужчины, словно дуэлянт. Метнув многозначительный взгляд в сторону Кассандры, Альсина одарила Карла елейной улыбкой.
- А вот и ты, любимый, - пропела леди Димитреску, и от ее нежного тона Гейзенберг едва не подавился. Лилейность была не в характере Альсины, под мягкой женственностью скрывался каленый характер с замашками лидера и амбициями на господство, если не в мире, то хотя бы в собственной семье, за которую они с Карлом боролись с переменным успехом. Гейзенберг был соучастником Кассандры, это несомненно, и женщина кипела от гнева, который сама же подпитывала невеселыми мыслями и подозрениями.
- Ну, - настороженно протянул Карл, костяшками вытирая капли фруктового пюре, попавшего на его рубашку, - что случилось? Какая муха укусила мою ненаглядную на сей раз?
- А ты присмотрись, дорогой, - все так же медоточиво проговорила Альсина; ее взгляд полыхал зарницами в преддверии летней грозы. - Ничего не замечаешь?
Гейзенберг повел плечами, не выпуская изо рта пластиковой трубочки и продолжая лакомиться пюре; лучше бы просто грушу взял вместо того, чтобы воровать еду у ребенка. Карл внимательно оглядел леди Димитреску, пышевшую праведным возмущением, затем его взгляд перескочил на расстроенную Кассандру, чьи глаза просили отчима о помощи, прошелся по ее платью, открывавшему ноги, по явно новым туфлям с украшенными филигранью каблучками, после чего вновь вернулся к Альсине.
- Нет. А что не так-то?
- Ты издеваешься надо мной, Гейзенберг?! - от негодующего окрика женщины зеркало в винтажной раме пугливо задребезжало. - Ты, в самом деле, не понимаешь, что натворила моя дочь?! Это просто уму непостижимо!
- Да блять, в чем дело?! - вскинулся Карл, заражаясь раздражением. - Чего ты разоралась?!
- Имею право! Я у себя дома! - рявкнула в ответ Альсина, шагнув к Гейзенбергу и напирая на него грудью; мужчина хотел попятиться, но в самый последний момент передумал и радостно ткнулся носом в ее декольте, от чего леди Димитреску, задыхаясь в исступлении, схватила его за воротник рубашки, однако вынужденно отпустила, опасаясь еще каких-нибудь непотребных выходок. Стыдливости в Карле не было ни на грош, он не стеснялся ни дочерей, ни посторонних, ни прислуги, а правила приличия и этикет были для Гейзенберга чем-то мелочным и несущественным; и от этого человека Альсина Димитреску родила сына. Страшно представить, чему Карл научит ребенка, если она пустит процесс воспитания на самотек.