В бараке ходили параши от одних нар к другим, одна страшнее другой. Но смысл их был един, все считали, что нас тут забыли и бросили подыхать.
В нашу полуземлянку заглянул Фома:
— В Усть-Неру иду! — объявил он всем нам. — Пусть помощь присылают, еда с самолета кидают. Начальника посылает. Иди, мне говорит.
— Дойдешь ли один? — спросил кто-то.
— Я дойду. Вы ждите. Копальхем бы, найти, то совсем хорошо было! — сказал Фома. — Не найти, однако! Снега много. Плохо совсем. Ничего не найти.
— А что это? — спросил кто-то.
— Мясо такое, однако, вкусное! — объяснил чукча.
— Мясо? Да ты что! Откуда?
— Фома шутит, — встрял я, обрывая пустой разговор. Какой смысл объяснять, что никто из нас копальхем съесть не сможет, даже если его тонну принести в лагерь…
Фома осмотрел свои лыжи, проверил крепления.
— Все! Теперь можно идти! Эх, я каюр, а пешком идти надо. Где оленей взять?
Он вызвал меня на улицу. Воровато огляделся по сторонам, вытащил из-под одежды револьвер и протянул мне:
— Возьми, Михаил! Тебе пригодиться, однако. Я добро помню. Плохо будет всем вам, ой, как плохо!
— А ты как, Фома?
— У меня автомат с собой и обойма запасная. Мне хватит.
И помолчав, сказал:
— Я дойду. Но помощь не придет! Однако, знаю!
— Как не придет? — я остолбенел.
— Нет! — ответил Фома. — Снег еще долго-долго мести. Дней десять — двадцать. Самолета не будет. Еда почти нет. Пока силы есть, побег делай! В Усть-Неру беги. Там зимуй. Потом поздно будет!
И Фома исчез в снежной пелене.
31 декабря 1949 года. 07 часов 12 минут по местному времени.
Колымский лагерь.
В этот день майор Зорин, пошатываясь, сам пришел в наш барак. Один. Зэка лежали на нарах и не спешили вставать перед начальством. Все ослабели от голода, и появись тут хоть сам Лаврентий Павлович, реакция их была бы аналогичная на его появление.
Майор Зорин тяжело присел к печке. По его лицу катился пот, а пылающие щеки не вызывали сомнения, что он сильно болен. Оглядевшись и отдышавшись, он хрипло заговорил:
— Товарищи! Положение наше крайне тяжелое. Самолеты не летают, погодные условия не позволяют привести нам продукты. Запасы у нас мизерные. Пайка уже уменьшена до предела. Как начальник лагеря, я должен принять меры. Но в мои возможности ограничены. Рации, что бы вызвать немедленно помощь, у нас нет. Стрелок Антонов Фома, как вы знаете, отправился на лыжах в Усть-Неру. Пока он дойдет и к нам придет помощь, пройдет не меньше десяти дней. Может быть двенадцать. Нам как-то нужно протянуть это время и продержаться на запасах. Все работы, кроме заготовки дров для отопления, мной отменены.
Зорин закашлялся, с трудом отдышавшись, спросил:
— Кто хочет сказать что-нибудь?
— Мы девятый х… без соли доедаем[257]! — выкрикнул один из зэка.
Зорин слезящимися глазами посмотрел вглубь барака:
— Это мне известно. Неужто ничего умнее придумать не смог?
— Что придумаешь, гражданин майор? — сказал Матвей. Он подошел к печке и присел рядом с Зориным. Вытащил самокрутку из шапки и прикурил ее угольком от печки.
— У нас есть только один выход. Вернуться в Усть-Неру, — предложил Матвей, затягиваясь самокруткой.
— Приказа покидать лагерь не было, — напомнил Зорин.
— Да кто же этот приказ нам сможет передать? — спросил Матвей. — Если мы отрезаны от всего мира?!
— Не дойдем! — возразил майор. — С нашим запасом и пайкой, которая у нас имеется на человека, никто живой не дойдет.
— Значит, помирать тут будем? — уныло послышалось из темноты барака.
— Самолет ждать, — поправил Зорин.
— А если самолет не прилетит? — послышался вопрос.
— Тогда…. — Зорин махнул рукой и, не договорив, вышел из барака. Было и так все понятно.
08 января 1950 года. 07 часов 29 минут по местному времени.
Колымский лагерь.
Потянулись тяжелые дни ожидания. Сначала люди радовались, что их не гоняют на работу, и они проводят дни в тепле. Отсыпались и отдыхали. Но всех постоянно донимал голод и люди как-то притихли, приуныли. На пятый день начались ссоры. Никто не хотел идти за дровами, которые надо было пилить и колоть на морозе. А печи требовали дров постоянно. Матвей начал заставлять зэка работать силой.
Зэки ругались, кричали, что на таком пайке работать не будут. Действия Матвея вызвали озлобление и однажды трое напали на него прямо в бараке. Нам четверым пришлось вмешаться и навести порядок. Когда драка утихла, Матвей тяжело дыша сказал: