Белка соображал, потом шепнул:
— Жратвы нет. Не дойдем. Путь дней десять-двенадцать займет.
— Дойдем! Еды полно! — и я глазами показал на зэка, которые копошились около печки. Нам на двоих кило десять мяса хватит на дорогу. Не протухнет на морозе. Спички есть. У меня отец с сыновьями[260], правда боба всего четыре. Но мы автомат еще прихватим с собой. Там с десяток выстрелов будет. Топор нужен. И котелок — снег на костре растопить.
— Согласен! — Белка понимающе посмотрел на лагерников. — С чего начнем?
— Одного сейчас съедим, сил наберемся, второго освежуем и в путь…
— Цыпленок жареный, цыпленок пареный, пошел по улице гулять, — тихо пропел Белка и достал заточку.
Я встал, взял в руку нож, в другую металлическую кружку и прошелся по разгромленному бараку. Огляделся по сторонам, думая кого пустить в расход. Остановился около нар, где лежал, укрывшись тряпьем Жобин.
— С тебя и начнем!
Жобин услышал, зашевелился, в тряпье обозначился смотрящий на меня глаз. Жобин заметив в моей руке нож, сбросил с головы тряпки и испугано спросил:
— Миша, ты, что это делаешь?
— Ты уже умер! — объявил я. — А я еще нет.
— Я еще живой! — попробовал протестовать Жобин. Белка встал у меня за спиной. Я бросился на Жобина, придавил его своим телом, прижал к нарам и, невзирая на его сопротивление, аккуратно перерезал горло, стараясь, что бы надрез был не во всю полосу шеи. Жобин забился, задергался, забулькал кровью, что-то хрипя и смотря на меня вытаращенными от ужаса глазами…
Я подставил кружку, набирая в нее стекающую из раны кровь. Набрав половину, я отошел, уступая место Белке, который последовал моему примеру.
Я начал пить человеческую кровь совсем не чувствуя ее вкуса, но приятная теплота проникла в мой желудок. Еда! Боль в желудке почти прошла. Туман в моих глазах начал рассеваться и я почувствовал, что жизнь еще не окончена. Я мысленно поблагодарил подполковника Волосникова, который через Марию сумел внушить мне эту мысль о выживании. Как раз к месту припомнилась мне поговорка лагерей: "Умри ты сегодня, а я — завтра!" Теперь я знал, что обязан выжить, во что бы то ни стало! Все это придало мне сил и уверенности в завтрашнем дне.
Остальные зэка с ужасом смотрели на эту сцену. Они издавали вопли страха и тихо скулили.
— Хотите жить? — спросил я всех и никого конкретно. — Вот свежее мясо! Жарьте, варите! Другой еды не будет! Иначе сдохним через два дня!
— Михаил! — закричал инженер. — Ты страшный человек! Ты — людоед! Ты сошел с ума!
Больше он ничего не смог сказать. Его горло схватил рвотный спазм, но рвать ему было нечем. Он отшатнулся, и, упав на колени, пытался справиться с тошнотой. Но на троих арестантов мои слова возымели действие. Подстегнутые моим примером, они подползли к трупу Жобина и начали торопливо освобождать его от одежды.
— Тощий гад, баланда жидкая получится! — переговаривались шакалы, терзая мертвое тело Жобина и вырезая у него из спины куски мяса.
Я уже ушел в свой угол вместе с Белкой и сидел на нарах, в ожидании супа из человечены. Вурдалаки, издавая довольное похрюкивание, продолжали расчленять труп.
Вдруг послышалась возня, и раздался крик:
— Суки! Что вы делаете, подонки?
Следом, после крика, ударила автоматная очередь. Я вскочил со шконки и метнулся в проход. Три "упыря-мясника" валялись на полу рядом с полуосвежеванным трупом. А над ними стоял Асфальт Тротуарович с ППШа и в отупении смотрел на умирающих.
— Брось оружие, — приказал я, поднимая револьвер. Инженер посмотрел на меня невидящим взглядом и вдруг начал стрелять. В меня! Магазин ППШа был почти пуст, поэтому очередь была короткая и автомат быстро умолк. Я даже не понял, что меня в грудь что-то сильно стукнуло, и тело стало тяжелым и непослушным.
— Это — что? — произнес я, видя, как Асфальт Тротуарович снова пытается передернуть затвор автомата. За моей спиной молнией сверкнул нож и инженер замер. Лезвие брошенного ножа вошло ему в горло по самую рукоятку. Белка не промахнулся. Линчеватель "упырей-мясников" постоял немного и упал ничком.
Из моих ослабевших пальцев выпал пистолет, и я тяжело рухнул на земляной пол.
— Курносая не вовремя подкатила, — прошептал я еле слышно.
— Фокусник, он в тебя попал? Все будет путем, — слышал я голос Белки, но казалось, что он находится где-то далеко и его слова с трудом достигали моего слуха. — Не умирай, Фокусник! Ты выживешь! Прошу тебя, не умирай!