— Я могу немного подумать? — на всякий случай спросил я.
— Времени нет! Решать нужно немедленно, — жестко произнес Волосников.
— Да! — произнес я.
— Вы принимаете положительное решение под давлением или добровольно?
— По пути наименьшего зла, — туманно ответил я.
— Значит, мы поняли друг друга! Рад, что вы приняли правильное решение, — обрадовался Волосников. — Вы обязаны подписать эти бумаги, товарищ Рабер.
Я подписал уйму бумаг о неразглашении, затем еще несколько документов. Все это было не в одном экземпляре, а в трех-четырех. Везде я, пробежав глазами текст, вписывал свою фамилию и дату, затем расписывался.
И с этими формальностями было покончено, он протянул мне удостоверение:
— Ознакомьтесь!
Я принял удостоверение, раскрыл его и… застыл: это было удостоверение, выписанное на имя подполковника МГБ Рабера Михаила Аркадьевича.
— Это что, тоже я? — мое удивление росло как на дрожжах.
— Это тоже вы! — Волосников не удержался и торжественно провозгласил: — С возвращением на службу, товарищ подполковник Государственной Безопасности!
Новости падали на меня одна за другой, а услышав последнюю и лично убедившись, что майор Волосников не шутит, перестал вообще чему-либо удивляться. В лагере я уже видел, что зэка, желающие получить легкую работу готовы были назваться кем угодно. Выкрикивает разводящий: горные инженеры есть? И сразу десяток на его слова откликается, у девяти из которых нет даже полной десятилетки. Я хорошо усвоил уроки лагеря. Назвали меня подполковником Рабером — ладно, побуду подполковником. Зачем отказываться? Надо мной не капает и ладно.
Но видимо майор Волосников был другого мнения на этот счет. Он сразу предупредил меня:
— Подумайте над тем, что я скажу вам сейчас. Хотя в результате контузии вы и потеряли память, но постарайтесь прислушаться к моим словам. Я понимаю, что вы мне можете не верить, но постарайтесь логично сопоставить имеющиеся факты вашего положения. Вы сотрудник контрразведки СССР. Вас при этом почти все знают как вора-рецидивиста Рабера. Учтите, с этого дня вас больше не будут конвоировать, поэтому уйти вы сможете в любой момент. Но не советую совершать побег. Спрятаться на территории СССР вы не сможете. Перейти границу тоже. Вы слишком известны. Вас будут искать не только сотрудники МГБ, милиция, но и воры. Они найдут вас где угодно.
И именно поэтому, прошу вас не спешить сразу принимать скоропалительные решения и стремиться осуществлять их. Когда у вас полностью восстановиться память, то вы посмотрите на все должным образом.
В следующем году, товарищ подполковник, вы выходите на пенсию. Вас ждет комфортное жилье в любом месте СССР и заслуженный отдых. Это обеспеченная старость. Вас, Михаил Аркадьевич, сейчас, скорее всего, ждет последнее ответственное задание, которое надо выполнить, как и те, которые вы выполнили раньше.
Что я мог сказать на это? Ничего. Поэтому я важно промолчал, согласился, решив про себя, что лучше мне продолжать эту чью-то нелепую ошибку, ставшую для меня путем к спасению и увлекательной игрой, избавив на холодном ветру перетаскивать на спине корзинки с радиоактивными изотопами.
— Вы здесь больше не останетесь и будете перевезены сейчас на конспиративную квартиру! — сказал Волосников. — Нам нужно принять обязательные меры предосторожности…
Волосников попросил меня одеть на голову непрозрачный мешок и, поддерживая под руку, вывел из здания УМГБ. Уже в машине сказал мне:
— Ваше лицо должны видеть как можно меньше людей. И будет лучше, что бы вас вообще не видели в моем обществе.
Я ехал, сидя в автомобиле Газ 11–63, который вел по вечерней Чите Волосников, но мало что видел через стекло. Городское освещение в те годы было слабым, тусклые фонари едва освещали небольшие пятачки земли под собой. Я ехал навстречу своему будущему, думая над тем, как быстро может изменяться человеческая судьба.
Мы подъехали к какому-то двухэтажному дому, вышли из машины, и Волосников подсвечивая фонариком, проводил меня в одну из квартир на втором этаже. Мы зашли в помещение. Волосников включил свет.
— Жить будите пока здесь, — произнес он.
Я осмотрелся. На окнах тяжелые шторы, не пропускающие света. Конспирация, понятно. Мебель. Да, это в моих глазах была не просто мебель, а антиквариат. Прямоугольный радиорепродуктор марки "Рига".