Другие зэка использовали тачки, которые катили вниз по склону горы. Штолен в Борлаге было несколько, мне, по крайней мере, было известно пять. Я не успел побывать на всех, потому, что начальство неохотно перебрасывало людей на другую работу в другую шахту.
Меня сразу приписали к группе “А”, первой категории трудоспособности, по которой я допускался к самым тяжелым работам, требующих тяжелой физической нагрузки. Мне досталась работа на жестоком сибирском морозе. Мы укутывали лица тряпками, боясь отморозить части лица или пальцы. Случаи отморожения кончика носа или щек были очень частыми, особенно у новичков, не знающих русского языка. И было достаточно десяти минут на этом ветру, чтобы кожа на щеках начинала отслаиваться. Ее можно было снимать как прилипшую паутину. Но более длительное пребывание на морозе вообще было катастрофически губительным. Кожа чернела, а внутри ее обмороженный испытывал боль и жар, от разлагающейся заживо плоти. Люди гнили заживо, как прокаженные. От этого в палатке постоянно стоял запах тления. Впрочем, многие зэка уже обмороженные приходили с этапа.
С холодом можно было как-то бороться. Но как можно было бороться с каменной пылью, которая наполняла шахты и штольни Кадарского хребта, в которых при слабом освещении долбили породу другие зэка. Эта каменная пыль висела в воздухе так плотно, что вечером, выбираясь из под земли шахтеры были с воспаленными глазами, черными лицами, и пропыленной одежде. Они сплевывали грязную слюну и сморкались черной жижей.
Эта вереница грязных оборванных людей, среди которых был и я, собравшись в колонну по пять, изнемогая от усталости и еле передвигая ноги, возвращалась вечером в лагерь.
Но больше всего мучений приносил голод. Мне постоянно хотелось есть. Только есть, есть, есть. Хлеб! Высшим эталоном счастья служила хлебная пайка…
Дни я тоже перестал считать, постепенно превращаясь в одичавшее, полуголодное животное, приученное к стадному инстинкту. Вечером, после ужина и поверки, я замертво падал на свою шконку, лишённую матраца и моментально засыпал. Не холод, ни многочисленные клопы, не отсутствие подушки, не протяжные стоны и кашель других зэка не могли нарушить мой сон.
Мраморное ущелье. Красивое, поэтическое название. И пятикилометровый ручей, впадающий в реку Средний Сакукан, тоже имеет название Мраморный. Мрамора здесь действительно было хоть отбавляй. Различных цветов и оттенков, как будто выставленного на всеобщее обозрение в диком природном музее. Но никто из зэка не называл это ущелье Мраморным. Его называли Ущельем Злого Духа или Ущельем Смерти. В ущелье, где стоял наш лагерь, не было леса, его заполняли только каменные осыпи, которые мешают удобно ставить ногу при ходьбе.
Некоторые молодые люди, особенно те, кто не сидел за решеткой, ошибочно считает лагерную жизнь романтичной, а вернувшихся с зоны серьезными пацанами. Возможно, так и есть, не буду говорить про всех. Но, по моему мнению, после того, что я тут увидел, ничего хорошего тут нет! Что бы об этом ни рассказывали, не писали. Жизнь за колючкой лагеря, морозы, скученность, вши и клопы, миска баланды, озлобленные лица, умирающие, ходячие полутрупы, которые быстро превращались в трупы…
В современной Чите недалеко от здания “Росбанка” располагается мраморный мемориал. Он называется: “Жертвам политических репрессий”. Раньше, я проходил мимо него не задумываясь, для чего он тут поставлен. Зато теперь мне известно, что этот мемориал выстроен из камня, который будет привезён из мрачного Мраморного ущелья. Того самого места, где я был в качестве одного из многочисленных зэка ГУЛага.
20 марта 1949 года. 22 часа 34 минуты по местному времени.
Концлагерь принудительного труда Борлаг.
***
От холода меня просквозило и на шее выскочили болезненные фурункулы, которые на фронте солдаты называют “Сучье вымя” или окопная болезнь. Эти фурункулы не только сильно болели и источали гной, но вызвали высокую температуру. Меня качало, трясло и сильно лихорадило. Так я попал в санчасть к местному лепиле[11], который сунул мне градусник. Я, измеряя температуру, едва не уснул, но сразу задремал. Зэка - такое существо, которое засыпает в любое время суток где угодно, когда угодно. Рассказывали, что некоторые заключенные умудрялись спать стоя по время поверки. Я никогда бы в это не поверил, пока сам в этом не убедился собственными глазами. Я сразу проснулся, когда лепила, потребовал обратно градусник.
- Тридцать девять и восемь, - объявил лепила. - В лазарет!
Так я на целую неделю оказался в лагерной больничке. Разница с жилой палаткой состояла лишь в том, что нас не выгоняли на работу. Тот же холод, клопы и двойные ярусы шконок.
Правда лечили ихтиолкой и давали какие-то порошки, от которых становилось немного легче. На седьмой день в лазарет ворвался лепила и прокричал:
- Рабер! В оперчасть, живо! Шевели копытами!
В оперчасти никто не стал со мной разговаривать. Я вначале подумал, что меня вызвали, что бы отправить в ШИЗО[12]. Но меня заперли в маленькой отдельной комнатке лагерного управления. Тут было много теплее. И еду мне приносили прямо сюда, на прогулки не выпускали, а когда мне нужно было в сортир, меня неустанно сопровождал пастух[13]. Я терялся в догадках, что это означает. Мне лезли в голову неприятные мысли, что мне хотят помазать лоб зеленкой[14], и я тут нахожусь последние дни.
Но потом за мной пришли. Специальный конвой из шести человек. Меня посадили в легковую машину и повезли по трассе Мраморный-Чара. Конвойные везли меня в наручниках, не разговаривали не только со мной, но и между собой. Они профессионально осматривали местность и окружающих людей, и в их быстрых движениях я заметил одну особенность. Они никогда не давали мне возможности быть на виду у всех встречных. Я все время находился прикрытый телами в центре их круга. Они не только конвоировали меня, они меня охраняли!
Когда я увидел самолет, в который никто кроме меня и конвоиров не сел, я понял, что мои приключения еще только начинаются.
–––––––––––—
[1] Борлаг, Почтовый Ящик - 81, Особый, секретный ИТЛ просуществовал с 24.1.1949 до 03.10.1951 года.
[2] Ликбез - государственная программа СССР по ликвидации безграмотности среди населения в 1920 - 1940 годах. Здесь в смысле вводной в лагерную жизнь.
[3] Метро (жаргон) - спальное место в лагере на полу или под нарами. Ввиду большой скученности заключенных во время пересылки, такие спальные места были не редкостью.
[4] Шлюмка, реже Шелюмка (жаргон) - баланда.
[5] С 1943 года и до лагерных забастовок 1953-1954 гг. советские политзаключенные и часть уголовников-рецидивистов носили номера, заменившие их фамилии.
[6] Парашютисты (жаргон) - клопы.
[7] Придурок (жаргон) - зэка из обслуги лагеря.
[8] Зенки (жаргон) - глаза.
[9] Кондей (жаргон) - карцер, штрафной изолятор.
[10] Рвать когти (жаргон) - уходить, спасаться.
[11] Лепила (жаргон) - доктор.
[12] ШИЗО (аббревиатура) - штрафной изолятор.
[13] Пастух (жаргон) - конвоир.
[14] Намазать лоб зеленкой (жаргон) - приговорить к расстрелу.
ГЛАВА 5. УМГБ ГОРОДА ЧИТЫ.
1 декабря 1934 г. за N 112 Президиум Центрального Исполнительного Комитета СССР издал постановление “О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов”.
1. Предложить следственным властям вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком.
2. Предложить судебным органам не задерживать исполнения приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению.